Это были бомбардировщики. Многие изумлённо глазели на русские самолёты. Воздушная тревога прозвучала с опозданием, впервые, поэтому никто не мог почувствовать тот страх перед авианалётом, пришедший позже. Без особого энтузиазма шли в сторону ближайшего бомбоубежища.
Небо, будто первым снегом просыпалось листовками.
Вскоре, когда прозвучал отбой воздушной тревоги, выйдя из бомбоубежища Александр прочитал на подобранной с асфальта листовке: «Вам известно, что у нас есть хлеб, — вы не будете голодать. Советская Россия не причинит вреда финскому народу. Правительство ведет вас к катастрофе. Маннергейм и Кайяндер должны уйти. После этого наступит мир»
— Вот, — протянул Насте.
Прочла.
С недоумением подняла на него голову.
Сказал ей:
— Россия сильно изменилась с того момента, как потеряла царя. И, теперь люди там готовы поменять свое мнение из-за дуновения ветра. И он дует теперь туда, куда нужно кремлю. Они не уверены в себе, ибо своего мнения на самом деле не имеют. Накачаны пропагандой и от этого опасны вдвойне. Могут предать в любой момент, если почувствуют слабость власти. Так, как не самостоятельно пришли к своим мыслям, не пережили их, не прочувствовали. За них думает вождь.
— Да, это как с теми двумя студентами, по глупости попавшими на архитектурный факультет. Преподаватель вроде всё объясняет им, понимают его. Но, на завтра все как с чистого листа. Нахватаются где-то нового, не нужного и всё стёрлось в голове.
— Всего двадцать один год прошёл с того дня, как Россия перестала быть прежней.
— Но, выросло новое поколение. И мы принадлежим к нему, такому же, как и в СССР. Две разные правды схлестнулись сегодня в небе над Хельсинки. И нам никогда не понять ту, навязываемую нам силой.
— Но, не будем отчаянны и злы. Ведь, кто видит главное не имеет злости. И, наоборот, если злится, значит не понимает главного, — знал; Настя полностью едина с ним в понимании происходящего.
Кое, как отсидели лекции, которые не отменили, хотя и занятия уже не могли проходить так, как прежде. Все шептались, рассказывая друг-другу подробности утреннего налёта.
Но, в 14.30 опять прозвучала воздушная тревога. Теперь уже к бомбоубежищу шли быстрее. За три, последовавших один за одним, сокрушительных налёта, на небо Хельсинки было сброшено большое количество зажигательных бомб. По городу поползли пожары. Клубы дыма окутали всё небо. Силы гражданской обороны работали не покладая рук. Но, не имея опыта тушения таких пожаров, делали что в их силах, спасая из-под завалов, раненых и убитых.
Когда вышли из бомбоубежища, обнаружили сильные разрушения на улице Фредериксгатан, где, как говорили, упало около пятидесяти бомб.
Огромное здание технологического института было полностью разрушено. Вокруг него дымились руины пяти и шестиэтажных домов. Улицы были завалены обломками зданий, и стеклом от разбитых витрин и окон. Горели автомобили. В воздухе чувствовался запах горелых тел, слышались стоны раненных.
На железнодорожном вокзале разрушений не было. Там произошла страшная давка среди отъезжавших. В результате которой многие сильно пострадали.
— Неужели всё-таки это война!? — держа его за руку, смотрела в глаза Настя. Платье её было испачкано штукатуркой, обувь в кирпичной пыли. Ей не хотелось верить в происходящее. В один день жизнь перевернулась. Та самостоятельность, о которой ещё вчера думала, ощущая своей душой, на самом деле оказалось не просто шагом во взрослую жизнь, но и самой настоящей, пусть и стоящей у границ, но до поры до времени не принимаемой за реальность, войной. Она обещала много зла. Интуитивно догадывалась; эти люди, пошедшие на такое, ни перед чем не остановятся на пути к достижению своих целей. И, если даже и не удастся с первого раза всё равно будут повторять попытки до тех пор, пока не получат полной и безоговорочной победы.
— Да, — поймал её взгляд. Пристально всматривался ища в её глазах то, чего так давно требовалось ему. И, именно теперь, когда мирная жизнь оставалась позади, казалось, видел это.
Неужели то, к чему так долго, и осознанно шёл — архитектура, никогда не станет делом его жизни. Может, всё же удастся победить врага и без его помощи. Тогда он закончит институт. И став архитектором принесёт пользу стране. Отогнал от себя эти мысли. Перед ним была Настя. Его Настя. Которую держал за руку, и не хотел, боялся отпускать.
Пылающая линия горизонта виднелась на многие километры.