Часовая башня

Мимо проходили дни, месяцы, годы, столетия, а этот механизм отсчитывал минуты, складывая их в часы. Ни на миг не останавливаясь. А, если это и происходило, мало, кто успевал заметить, те же, кто видели, вскоре забывали. Так, как часы опять шли, настроенные и отрегулированные руками профессионального часовщика, принадлежащего известной фамилии.

— А теперь пошли дальше. Лестница очень крутая. Надо быть осторожнее. Не заденьте головой за ось часового механизма, ведущую к стрелкам северо-западного циферблата.

Стояли на смотровой площадке. Откуда раньше велось наблюдение за городом дежурного пожарного.

Несмотря на то, что ограждения были высотой более 1.2 метра, страшно было не только стоять рядом, но и в непосредственной близости от них.

— Надо же, каким маленьким отсюда кажется наш дом. Да и сам город, словно игрушечный.

— Пока не увидишь всё с высоты, не поймёшь насколько прекрасно то место, где родился и вырос, — ответил Лере Аркадий. Вспомнил сейчас, как рассматривал через круглый иллюминатор полученного по ленд-лизу «Дугласа» остающуюся под крылом тундру, в которой родился и провёл первые тринадцать лет жизни. Маленькие, деревянные бараки были хаотично разбросаны внизу. Где-то виднелись чёрные точки, подобных тараканам людей. Первый снег покрыл болотистую землю. Он улетал из этих мест, не представляя себе, как прекрасны другие, куда теперь перебирался вместе с родителями.

Отец, родом из Ленинграда, не хотел больше возвращаться туда, возненавидев этот город, с радостью откликнувшись на призыв к заселению Выборга. Теперь же понимал: любая часть земли, будь то суша, или море — одинаково неотразима сверху.

Глава IV. Запах

Помнил, как ехали на грузовике. Поезда не ходили. Все мосты были взорваны. Радостные, с лицами выражающими молодецкую лихость, красноармейцы, взяли к себе в кузов полуторки маму и маленького Пашу. Вещей у них было не много. Всего пара чемоданов, да оказавшаяся такой громоздкой, картина в рамке из дубового багета.

На стене казалась совершенно небольшой, но, как только дело коснулось транспортировки, превратилась в помеху. Мама, будто чувствовала — навсегда оставляет этот дом, со всей мебелью, взяла с собой только эту работу, как память о том уюте, что всегда встречал их по весне.

Не только в уюте было дело, как понимал теперь. Частичку прежней, превратившейся не только для их семьи в сказку Южной Карелии, везла с собой в Выборг. Показанная на эскизе так, как видел её тогда Николай Константинович угадал — именно такой и оставалась в их сердцах.

— А эту картинку-то зачем в Выборг тянете с собой? — поинтересовался молоденький Красноармеец, взяв её в руки. Понравилась ему больше не картина, а Анастасия.

— Дорога она нам, — тихо сказала она.

— Эти-то развалины? Что ж в них может быть такого? Разве, что клад зарыт, — поставил картину на пол кузова грузовика, перед собой, придерживая ногой, рассматривал крепостную стену с башней, словно хотел разгадать тайну места зарытого клада.

— Это рука Рериха, — зная, это слово подобно пустому звуку для простого Красноармейца, пояснила Анастасия.

— Немец, что ли? — засунув картину между чемоданами, начал крутить самокрутку боец. Никак не мог справится с такой простой задачей, из-за тряски на повреждённой взрывами дороге. Рука подпрыгивала, просыпая махорку.

— Немец. Но не фашист. Это ещё в 1907 году было написано.

— А-а-а, значит ещё до империалистической. Тогда немец по спокойнее был, — с пониманием поддержал другой, что был постарше, лет сорока.

Повезло им тогда с машиной. Шла прямо в Выборг.

Как только вошла в Кякисалми Красная армия, тут же, не долго думая решили возвращаться в Выборг. Догадывалась; теперь нет у неё документов. Финский паспорт не мог ей помочь, скорее наоборот, причиняя одни лишь неудобства. Слышала, в любом случае займётся ей НКВД. Это страшное сочетание букв знала только по наслышке. Поэтому и не так боялась, решившись ехать на авось, в надежде проскочить. Понимала, там, в Выборге, самой придётся сдаваться в руки представителям этой страшной организации.

Взяли её в грузовик Красноармейцы, только благодаря хорошему Русскому. Не проверили документы, подумав — офицерская жена.

При въезде в город открылась тревожная картина. К обочине дороги была сдвинута брошенная техника. Сгоревшие грузовики, искорёженные взрывами пушки, ящики от снарядов. Единственное, чего, слава Богу, не могли встретить у обочины — трупы людей. Это вовсе не говорило о том, что их не было. Всё красноречиво заявляло; за город шли ожесточённые бои. Но в итоге был сдан.

Понимала, на этот раз, как и много лет назад при Петре шведами — надолго.

Развороченные взрывами прямых попаданий окопы, поля в воронках от мин и снарядов. Знала — ничего хорошего не увидит в городе. Но, выбор был сделан ещё давно, в Кякисалми.