Часовая башня

Параллельно с учёбой работала. Отец помог устроить в тот же институт, где работал с мамой, но в другую бригаду, предупредив: — «Никаких разговоров в рабочее время со мной». Теперь была полноценная архитектурная жизнь. Уж дома точно отрывалась по полной с вопросами к родителям. В основном мучала отца. Возмущало, почему ей не ставят самостоятельных задач.

Перестройка началась, когда была на последнем курсе. Словно Господь специально придерживал весь тот бардак и хаос, вскоре обрушившийся на страну, лишь для того, чтоб успела закончить институт. Но, получив диплом, вскоре поняла — не нужна архитектуре, как, впрочем, становилась не нужна, и она ей.

Все её знакомые ударились в бизнес. Зарабатывали деньги, кто как мог. Ближайшая подруга пошла в милицию, работала следователем. Что вообще сбило с толку Леру. Не понимала, не видела себя в этом бардаке, что творился вокруг, хоть и продолжала работать, доделывая полумёртвые, всё ещё строящиеся объекты, получая копейки.

Теперь темп Пашиной жизни был размеренный, хорошо отлаженный. Работа радовала. Каждый день приносил много новых впечатлений. Творческое начало говорило о правильности выбора профессии. Свободного времени не оставалось. Но именно в этот период попалась на глаза прадедушкина рукопись.

Лежала в верхнем ящике рабочего стола, которым вот уже лет десять не пользовался, да и не залазил в его внутренности, тем самым оставляя всё его содержимое в сохранности.

Печатная машинка!

Где раздобыть это достижение современной цивилизации?

Аркадий!?

Его отец пишет. Точно! Ну, конечно же у него!

— Ты? Что взялся за мемуары? — прикалывался друг, когда позвонил ему Павел.

— Нет. Нужно текст впечатать один. Давно собирался.

— Вот я и говорю — в писатели заделался.

— Не мой текст! Говорю же тебе!

— А чей?

— Не хочешь не давай.

— Да дам я тебе. Не бойся. Просто интересно. Неужели такая тайна? К тому же, как говоришь — не твой.

— Ладно. Скажу. Это моего прадедушки роман. Кстати, называется «Часовая башня».

— Машинку на работу завтра приволоку. Но, потом дашь прочесть.

— Дам. Только вот…

— Что — вот?

— Если сил хватит одолеть текст.

— А, что много?

— Ещё бы. Целая жизнь.

— Ничего. Проживёшь. Не ты первый, не ты последний. Но будет полезно для развития.

Через день уже вовсю работал.

Приятно было откладывать в сторонку свежеотпечатанные на машинке, сразу через две копирки листы жёлтой бумаги, принесённой с работы, благо её там много. На белую даже и не замахивался — было меньше. Да и не в качестве носителя информации состояло дело, а в самой, бесценной для него и его семьи истории заключалась давно требующая своего воплощения работа.

Иногда упираясь в непонятные помарки, или слишком небрежно написанные буквы, из-за которых слова теряли свой смысл, надолго останавливался. В эти минуты откладывал дело, задумываясь о своём детстве. Месте, где довелось появиться на свет. Вспоминал ту станцию, где погибла его бабушка и получив тяжёлые ранения вскоре умер дедушка.

Решил, во что бы то ни стало поставить крест на их могиле. К тому же теперь это было возможно.

— Мама я с Ингой и Лерой поеду в Кякисалми. Надо договариваться с местной администрацией. Хотя, кто его знает, может вопрос решится на месте, без привлечения чиновничьего аппарата. Да, и к тому же, вроде деньги какие-то у меня есть, — сказал маме, приняв решение.

— Я поеду с вами. Хочу побывать на могилке родителей. А уж договоришься ты, или нет — дело второе. Для меня важна прежде всего память и место. Остальное преходяще. Думаю, так же, как и тебе.

— Всё так мама. Но мы всё же постараемся.

Поехал с мамой взяв с собой Ингу и Леру. Давно не были в Кексгольме.

Теперь, когда в стране начиналась перестройка, особенно после опубликованного в Выборгской газете стихотворения Ярославского поэта Василия Пономаренко, касающегося проведения дискотек в клубе, расположенном внутри бывшей церкви:

Богатырски вверх уходит башня,

Смотрит на окрестные дома…

Звук молитвы — день её вчерашний,

Нынче клуб здесь; танцев кутерьма.

В сатанинском ритме содрогаясь,

Скачет зал подобием горилл.

Над своей культурой надругались,

То же над финляндскою творим.

Чудом не взорванное, после передачи в 45-ом году местной партийной ячейке, здание кирхи опять перепланировали, убрав большой гранитный крест с бельведера, стянув его трактором. При падении проломил крышу, повредил стропила и мебель внутри, выбив глаз одному из рабочих.

Не хотел просто так отдавать Господь свой дом под неугодное для него дело. Но, не видя среди толпы пришлых туземцев никакой надежды на новый приход, всё же попустил устроить в ней клуб. Ведь именно благодаря этому-то и сохранилась до наших дней.