Возвращался в Выборг. Находился недалеко от того места, где строил когда-то дачу. Свернул с трассы. Проехав около десяти километров, оказался в знакомом «СНТ». Бросив машину перед закрытыми воротами, прошёл пешком к дому, который построил сам. Долго плутал, не в силах найти его среди одинаковых, с горбатыми крышами. Хотел увидеть. Нужен ему был именно сейчас, когда искал поддержки.
Никак не находился.
Должен быть, где-то здесь, в первом ряду от линии берега. Проходил тут уже второй раз, но не мог найти.
Нет!
Этого же не может быть! Это он.
Остановился перед покрашенным в зелёный цвет, с декоративными фахверками, набитыми поверх наружных стен, с переделанной под горбатую крышей. О чём говорила нарощенная фасадная доска на фронтонах.
Какой ужас!
Это была первая в его жизни самостоятельная постройка. Зачем именно сегодня решил заехать сюда? Ещё больше испортил себе настроение. Шёл к «Волге». Начался дождь. Сел в машину. Завёл мотор. Включил дворники. Но, стекло нещадно царапали лишённые их стойки.
Украли.
Как же он доедет до Выборга? Но, всё же решившись тронулся с места. И точно, когда лобовое стекло намокло до такой степени, что дождевая вода уже самостоятельно стекала с него, стало видно лучше. Медленно, прижавшись к обочине, не более пятидесяти километров в час, с включённой «аварийкой» добирался до города.
Старался думать о хорошем. Перебирал в голове объекты, что вёл. Нет. Всё не то. Рутина. Сегодня не радовала даже любимая работа. Но, где-то далеко на заднем плане его сознания еле заметно блестела давно забытая мысль.
Рукопись!
Надо напечатать её в компьютере. Так будет проще и быстрее издать.
Издать?
Да. Издать. Ведь теперь есть на это деньги. И несмотря на навалившуюся проблему, должен заняться этим именно сейчас.
— Писателей читают для того, чтобы найти там свои мысли. Как правило находишь, изредка берёшь у них, — вспомнился разговор с Лерой о прадедушкиной рукописи, когда она делала дипломный проект.
— Авторы что жили прежде подтверждают мои мысли. Этим важна литература. Но современная не имеет как правило мыслей.
Вот, например, архитектор, набирает из существующих элементов проектируемое здание. Если оно современно, то живо если копирует отжившие стили — мертво. Складывает архитектуру, как из конструктора. Так и писатель, художник, композитор. Но не каждый в состоянии набрать своё. Некоторые берут элементы не умея придать им новое звучание. Скорее наоборот — теряют то, что в них уже имелось.
— Ты веришь в то, что мне удастся прозвучать?
— Да
— Ну, как? — спросила мама.
— Там полный аут. Строители неизвестно кто. Алик явно на их стороне. В общем предстоит разговор.
— Ничего. Пусть приезжает. Поговорим с ним. Всё решится, — поддержала Лера.
— Нет. Не приедет он. Мне к нему придётся тащиться. А это, сама понимаешь, ни к добру.
Анастасия Фёдоровна невольно взглянула на башенные часы. Минутная стрелка подходила к двенадцати. Оставалось пару минут до наступления нового часа. Произнесла:
— Новая религия давно уже наступила.
— Какая? — не поняв мать, удивился сын.
— Люди-боги.
— Ты это о чём?
— Ну, вот не даром же испокон веков все стили исподволь копировали эллинскую архитектуру.
Дома для богов.
И, вот, когда настоящий Бог окончательно отвергнут, лишённый его народ вынужден копировать себе для жилья дома подобные тем, в коих жили древние боги. Но, теперь это новая религия, когда человек сам и есть Бог. Он вершит всем и всеми теми, кто ещё не понял этого.
— Да. Пожалуй, скоро только эта вера и останется на земле, — интуитивно соглашался, не до конца понимая.
— И сами боги теперь изображены на фасадах в виде статуй. При социализме это были крепкие физически люди. Но, прежде каждый бог имел подвластные ему стихии; воду, огонь, землю, и жили не на небе, хоть и могли передвигаться по нему. Вот откуда свобода мысли и действия у тех, кто пытается стать подобным им. Можно жениться сколько угодно раз. Воровать, насиловать. Ведь живёшь в доме, подобном одному из многих эллинских богов, а, значит и сам бог. И всё тебе дозволено.
— А по мне лучше смириться, — не видя никакой возможности победить это новомодное течение, — до сих пор не вмешивалась Инга. Но, не смогла не высказаться, так, как давно решила для себя; архитектор прежде всего обязан выполнить волю заказчика, какой бы нелепой ни была. На то он и нужен.
— Одному не победить весь мир, — наблюдала за минутной стрелкой. Задумалась. Вспомнила, как маленькая Лера не умела определять время точно, научившись сначала распознавать лишь часы. Обернувшись в комнату, продолжила:
— Те, кто отказался от роскоши, ради удобства, не факт, что так же не считает себя Богом. Аскетизм лютеранства вовсе не подозревает Бога, как учителя любящего. Он карает неправедных и исполняет просьбы просящих. В России было иначе. Любовь к Нему заключалась прежде всего в жертве ради него, аскетизме иного рода. Не минимализме в выборе главного из всех возможных достижений общества, как в архитектуре, а в отказе от таковых.