Часть 1. Роль среды

Ситуация в Польше напоминает московскую: здесь преобладает влияние агрессивной экономики Балтийских стран и рыночный спрос расположенных еще дальше Нидерландов, которые покупают пшеницу, рожь и продукты лесного хозяйства. Амстердам издалека диктует цены и влияет на состояние экономики¹¹⁵. В этих условиях роль Данцига возрастает и одновременно остается ограниченной. Это самый процветающий и благополучный город «по эту сторону Датского пролива». Покупать выгоднее всего именно там, замечает в 1591 году один венецианец¹¹⁶, а не в маленьких местечках по соседству с Кенигсбергом или Эльбингом, «поскольку люди, с которыми здесь приходится иметь дело, более надежны, более богаты и не так невежественны, как в других местах». В Данциге также относительно легко решается проблема денежных переводов, осуществить которые можно на ярмарке Святого Доминика, устраиваемой в самом городе, или на ярмарках Святого Варфоломея в Гнезно и Святого Михаила в Познани. Подобные услуги оказывают и банковские конторы Нюрнберга, поручительство которых действует в Вене, Рославле, Кракове и в самом Данциге.

Однако ограниченность роли Данцига проявляется в том, что он выступает в качестве посредника в постоянно превышающем его возможности процессе, имея дело, с одной стороны, с отсталой экономикой Польши и соседних регионов, которую город эксплуатирует во имя священного принципа freie Handel und Kommercien^*LT, и, с другой стороны, с Амстердамом, который диктует ему свою волю. Роль Данцига заключается в закупках зерна (а также других товаров, но в первую очередь зерна) на зимних ярмарках, устраиваемых в Торуни (Торн) и в Люблине. Помещики продают здесь собранный урожай (намолоченное зимой зерно поступает на продажу после оттепели, в апреле — мае). Данциг складирует его, проверяет потребительские качества и торопится поскорее продать, поскольку речь идет в лучшем случае о хлебе прошлого урожая, который невозможно долго держать в амбарах. Sono bisognosi di danaro^*LU, прибавляет Оттобон, им нужны деньги для новых закупок, для повторных вложений, а также для переводов в звонкой монете в Нюрнберг, обычно под 3 проц. Не в этом ли причина скромности барышей, получаемых данцигскими торговцами, о чем говорит наш венецианец, проживший среди них семь месяцев? Более того, не находятся ли они под двойным прессом притязаний одновременно и продавцов зерна, и его покупателей, голландцев, англичан, французов, португальцев, испанцев и, чуть позже, средиземноморских народов? Иными словами, не зависят ли они от милости поставщиков необходимой наличности, без которой невозможно работать на допотопных рынках Польши и соседних с ней стран? Марко Оттобон говорит об этом, называя два главных фактора данцигской хлеботорговли, определяющих ее конъюнктуру: это прошлогодний урожай, поскольку продается только старое зерно, и португальский спрос (я бы назвал его спросом со стороны стран Иберийского полуострова), который оказывает влияние на рынок благодаря относительной краткосрочности перевозок и возможности выручить наличные деньги, а также благодаря своему большому объему, который не идет ни в какое сравнение с поставками в средиземноморские страны, если не считать кризисных лет в конце столетия¹¹⁷. Наконец, если Данциг в целом довольствуется своей посреднической ролью и пренебрегает развитием собственного флота, это может быть вызвано тем, что достающаяся ему небольшая прибыль собирается с огромного количества проходящего через его руки зерна, почти 80 тысяч тонн в год, начиная с 1562¹¹⁸. Как бы то ни было, для Польши этот город приобретает важнейшее значение; Данциг — это «ее глаз», орган зрения, с помощью которого она может сравнивать себя с миром, разумеется не всегда в свою пользу.

Центр тяжести польской жизни постепенно смещается на север. В 1569 году Польша и Литва заключают унию, до тех пор будучи связанными только благодаря наличию общего государя. В 1590 году столица была перенесена из Кракова в Варшаву¹¹⁹. Стремительное возвышение этого города, в XV веке представлявшего собой только скромную герцогскую резиденцию, свидетельствует о кардинальных экономических, а следовательно, и политических переменах. На исходе столетия Польша ведет борьбу против Швеции и России «на испанский манер», заранее обрекая себя на неудачу, как был обречен на неудачу Филипп И, в конце своего царствования пытавшийся справиться одновременно с Францией и Англией.