Часть их боли

– Я охоч до наук и тишины, – ответил Юлиан. – Что вас держало в библиотеках?

– Цель, – ответил мудрец.

– Какая же? – поинтересовался Юлиан.

– В разные годы разная. Поначалу я был очень пылок, страстно жаждал отыскать в старинных книгах знания. Став старше, я захотел применить эти знания для стяжания благородной славы. Еще позже, укрывшись сединой и титулами, я решил положить остаток лет на возвеличивание моего народа. Ну а сейчас… – и архимаг устало улыбнулся, отчего его багровое лицо стало напоминать финик, – сейчас я всем этим занимаюсь, потому что лучше меня этого никто не сделает.

– Судя по вашим словам, постройка «Птиц» была вам в тягость.

– Скорее отягощающей необходимостью, чтобы победить. Как говорит наша мастрийская мудрость, с мирными людьми следует быть теленком, но с врагом на войне надобно оборачиваться яростной Анкой, дабы поскорее завершить ее. Хотя, признаться, я не любитель войн, чего никогда не скрывал…

– Странно слышать это от вас, – задумчиво произнес Юлиан. – Вы так не похожи на своего внука.

– Мой внук еще молод, отчего искра Фойреса полыхает в нем, сжигая все вокруг, – вздохнул Гусааб. – А вы, почтенный, неужели, судя по вашим рассуждениям, вы тоже уже не чувствуете себя молодым?

Будь Юлиан простым аристократом, он бы тут же пустился в долгий, пространный монолог о том, что чувствует себя куда более зрелым, нежели ему положено, то есть буквально придавленным жизнью стариком. В общем-то, такими себя чувствуют почти все достигшие сорока лет и повидавшие на своем веку достаточно грязи и подлостей.

Однако он молчал, разглядывая собеседника. Гусааб оказался очень деликатным мастрийцем, который за весь разговор ни разу не проявил ни религиозной фанатичности, ни упрямства в суждениях. Каждый его вопрос был мягок, как и его взгляд, располагающий к себе, но вместе с тем внушал уважение, ибо под этой мягкостью таилось могучее всезнание. Будучи весьма опытным в интригах, Юлиан, однако, почувствовал, что этот незамысловатый вопрос отличался от прочих – будто задающий нарочно подвел к нему весь ход беседы.

– Так что же? Ответите? – Гусааб улыбнулся.

– Уж не об этом ли вы хотели побеседовать?

– Возможно, – снова улыбнулся мудрец, соглашаясь.

– Какой ответ вы от меня предвосхищаете? – взор Юлиана стал острее.

– Честный. Хотя честность в нашем мире – это часто тот еще самообман… Я вижу, ваш склад мыслей сильно отличается от принятого в знатном кругу. Вы не похожи на обычного златожорца… Вы не ругаете короля, но не потому, что поддерживаете, и не потому, что повязаны с Ее Величеством любовными узами. Однако и не хвалите его… Вы даже не участник интриг, а скорее наблюдатель, зашедший в гости поглядеть на красочное бытие жизни, на ее пестрый цвет.

Юлиан глядел на Гусааба, едва склонив голову набок. Тот отвечал встречным светлым взором.

– Продолжайте, – спокойно произнес вампир.

– Я понимаю, сказанное мной ничего не означает. Есть немало затворников, живущих как бы не там, где им стоило. Но чтобы не быть голословным, я попрошу другого человека завершить мою мысль. – И мудрец позвал кого-то: – Амай!

Внутрь крохотной комнаты зашел мужчина, в годах между сорока и пятьюдесятью, когда тело покрывается добротным брюшком, придавая облику почтенность. Это был мастрийский маг-лекарь. Однако лицо его было скорее зунгруновского типа, то есть полное в щеках, широкое, цвета дерева. Юлиан раз или два встречал его в Ученом приюте и знал, что это помощник архимага.

– Это Амай, – сказал Гусааб Мудрый. – Сомневаюсь, что имя вам о чем-нибудь говорит, потому что каждого второго зунгруновца зовут так же. Амай… Будь добр, поведай нашему почтенному Ралмантону историю своей жизни, которая, возможно, покажется ему интересной.

Лекарь бросил на гостя пугливый взгляд и начал рассказ:

– Я родился в Саддамете – это рабовладельческий город Детхая. Матерью моей была вольноотпущенница Амария, некогда купленная на рынке богатым мужчиной, а отцом – тот самый мужчина. Он выкупил ее за десять золотых сеттов, провел с ней ночь, а затем отпустил, вознаградив золотом. Иногда он навещал нас. Когда я подрос, отец забрал меня. Он стал мне учителем, у которого я перенимал науку магии и языков, изучив даже северный. Да, мой отец был магом! Одним из величайших! Моим отцом был Зостра ра’Шас. В 2120 году он вздумал отправиться на Север для поиска конструктов. Я не ведаю его истинной цели, потому что путь наш был тернист и мы занимались чем угодно, только не исследованиями. Мне кажется, конструкты стали лишь поводом, но не причиной. Тогда мы поехали в Офурт – крохотную провинцию, входящую в далекое королевство Крелиос…

Юлиан глядел на этого пышнотелого целителя, и его глаза горели лихорадочным огнем.

«Почему, почему так сложилось, – подумал он, – что я встретился во дворце с единственным из всех тысяч южан, кто видел меня до обращения? Что за издевательство судьбы? Неужели я не могу нигде жить по-человечески, не бегая, как зверь. О, что за рок преследует меня?»

Амай продолжил: