Часть их боли

– Там мой отец привел к фургону местного крестьянина: молодого, лет двадцати, черноволосого, очень высокого, с длинным носом. Крестьянин волновался. Он пытался вручить свои потрепанные книги, каким-то чудом доставшиеся ему… Я ясно помню тот день, ибо он выдался престранным. На нас тогда озлобились местные, и отцу пришлось оставить фургон подле соснового бора, не въезжая в поселение. Я уже боялся, что и этот крестьянин доставит нам хлопот. Но мой отец был вежлив с ним. Селянина звали Уильямом, Уильямом из Малых Вардцев. Он был человеком… И это были вы… – Амай обратил свой взор к молчаливому гостю. – Хоть мне было всего восемь лет, но я отчетливо помню тот день. И я помню вас, потому что, продав вам шинозу, мой отец сразу же покинул Север. Мы тогда провели фургон сквозь очень дорогой портал, заранее подготовленный.

– Хватит, – улыбнулся мягко Гусааб. – Спасибо, Амай. Оставь нас с Уильямом-Юлианом, чтобы мы побеседовали с ним уже в ином ключе.

В комнатке воцарилась тишина.

Гусааб глядел на Юлиана, а тот – на него, пока наконец холодно не поинтересовался:

– Чего вы хотите?

– От вас? – Гусааб снова улыбнулся и поднял густые брови, отчего его лоб покрылся множеством глубоких морщин.

– Да. Скажите прямо. Если бы вы желали бессмертия, то забрали бы меня прямо из шатра. Золота, власти? Но и этого, вижу, вам хватает, а более вы не ищете.

– Верно, верно… На самом деле мне от вас ничего не нужно. Понимаете, я не имею привычки трогать то, что не должно быть тронуто. Поэтому я объяснил Амаю опасность трудов его отца Зостры, хотя он и просит меня найти их. Всему свое время и место, и пытаться сдвинуть камень Меристо опасно.

Вздохнув, архимаг продолжил:

– Но вы сами, вы вполне можете стать этим камнем Меристо, который обрушит то зыбкое равновесие, воцарившееся в кулуарах нашей империи. Вы – бессмертный. Вам место на Севере, или в Ноэле, если я правильно понял, что вы тот самый Юлиан де Лилле Адан. Но не здесь… Вы можете воспротивиться, и я понимаю, что раз вы каким-то образом договорились с Иллой Ралмантоном, то можете быть причастны и к гильдии Раум, отчего представляете для меня прямую опасность. Но я позаботился, чтобы в случае моей смерти о вас узнал каждый пахарь, паломник или шлюха. Вы ведь не мимик, с которым водитесь, поэтому это доставит вам неудобства. Нор’Алтел взят. Когда мы вернемся в Элегиар, я прошу вас спокойно исчезнуть из него и с Юга.

Юлиан ничего не ответил. Лишь поднялся с кушетки и, увидев, как погас по воле архимага окружающий их звуковой щит, вернулся к своему шатру. Его никто не смел задерживать. Да и зачем, если требования были ясно озвучены? И конечно, скорее всего, Гусааб действительно подготовился к своей возможной смерти, если на него будет совершено покушение.

Что за жизнь, думал Юлиан. Везде, везде его бессмертие выступает для него препятствием и проклятием, ограждая от радостей жизни, заставляя чувствовать оплетающие его сети интриг. Везде хвостом за ним тянется обман… Разве не вьется против него заговор в Элегиаре? Разве не ищет знать Детхая того самого Юлиана де Лилле Адана, желая прибрать вечную жизнь в свои руки? Разве не предала его Мариэльд де Лилле Адан, называя доселе любимым сыном? Разве не пытались его обмануть в Вороньем графстве? О, горько думал он, за что его так наказали?! Почему никому он не может довериться в этом мире, ни одной душе, кроме Вериатель?

Глава 14. Колесо жизни

Зима, 2157 год

Шестого числа холонны Илла Ралмантон спускался по дворцовой лестнице. Думал он прежде всего о том, как бы истратить свои оставшиеся годы жизни, отведенные ему королем, на то, чтобы снова продлить эту самую жизнь.