Часть их боли

Сам Юлиан отбыл во дворец. Ему отвели покои в башне Коронного дома. Теперь кончики его пальцев покрывала золотая краска, которая, окрасив их, ползла дальше черточками и знаками вплоть до самого запястья, в то время как подбородок освободился от символа ремесла. Веномансер получил нерушимую защиту королевской власти, и, даже обнаружься, что он как-то связан с убийством консула, его никто не посмел бы обвинить.

В его обязанности входило быть при ребенке. Когда дитя повзрослеет, Юлиану потребуется сопровождать его, стоя тенью за спиной и готовясь уличить признаки яда повсюду: и в дарах, поднесенных правителю, и на роскошных блюдах, и на одеянии суккубов, присланных для ублажения. Но это потом… А пока он понимал, что спрос с него будет небольшим – лишь бы находился при принце, запертом в своих священных покоях, которые огородили от всего мира.

* * *

Элгориану, названному в честь великого мастрийского короля Элго Огненного, едва исполнилось полтора года. Когда Юлиан вошел к нему в спальню, напоминающую маленький дворец, спрятанный в большом, дитя возилось со множеством игрушек, окруживших его, словно войско. Игрушки сверкали драгоценностями. Несмышленый ребенок то и дело пытался выдрать блестящие камушки, а другое обступившее его войско, уже из нянек, тут же забирало игрушку, поворачивало, будто желая скрыть лишнее от его взора, и отдавало назад.

Одет был крошка Элго в атласные шаровары и рубаху. Горло его обвивали ленточки с молитвами Фойресу, а кудряшки, передавшиеся от матери, уже касались плеч. Он не был красив, но и не был уродлив. В нем странно слились белизна Молиусов и смуглота Идеоранов и Мадопусов, отчего кожа казалась темно-жемчужной. Его широкие брови нависали над глазами. Носик у него тоже был широким у переносицы, но ближе к кончику утончался. Вошедший Юлиан сразу же посмотрел на подбородок, ожидая увидеть крючок, но этой уродливой черты Молиусов не оказалось.

«Выглядит крепким, – подумал он. – Хотя в свое время его матери эта крепость не помогла».

Юлиан разглядывал трех нависающих над принцем нянек. Ребенка они, судя по всему, раздражали. Видя, что ему вновь не позволяют выковырять драгоценный рубин из игрушечного верблюда, он завопил на них:

– А-а-а-а! Уди-те! Уди-те! – И швырнул верблюда в их сторону.

Да так резко швырнул, что от удара об пол драгоценные камни на боку игрушки тут же разлетелись красными осколками.

Одна нянька кинулась к маленькому принцу и, к удивлению, принялась расцеловывать его ручки, успокаивая, пока вторая убирала осколки, чтобы дитя не поранилось. Вскинув брови, Юлиан на миг даже засомневался, что пошел на поводу у королевы. Видеть избалованных отпрысков из семей плениев в Ноэле ему доводилось, но здесь, похоже, степень вседозволенности превышала все допустимые пределы.

Так бы он и стоял на пороге, куда его завели, минуя огромную охрану, евнухов и магов, удостоверившихся, что перед ними не мимик, если бы в коридоре не показался Гусааб. Мудрец медленно шествовал, сложив руки за спиной, в своей песочной мантии. Он улыбнулся всем присутствующим и прошел к ребенку. Тот, увидев вошедшего, тут же подскочил и топнул ножкой.

– Они ни иг-ать! Иг-ать, иг-ать! Ни да-ють!

– Не переживайте, мой маленький принц, мы сейчас с вами поиграем в куда более интересную игру – посчитаем палочки. – Гусааб присел на кушетку, похлопал по подушке. – Идите сюда… Юлиан, вы тоже садитесь, будете помогать считать палочки, если наш принц не справится, – он улыбнулся.

Между тем очарованный хрустальными палочками Элго, как всякий ребенок, увидевший что-то новое, бросил свои драгоценные игрушки и прытко побежал к подушкам. Архимаг наблюдал за ним с любовью, ведь ему предстояло передать этому малышу всю свою мудрость. Он открыл красивую шкатулку, достал оттуда стеклянные палочки, которые тут же проверил веномансер. На их хрустале чья-то рука нанесла цветные рисунки птиц и цветов, и, чтобы увидеть рисунок целиком, следовало быстро покрутить эту палочку, что Гусааб тут же и проделал. Увидев дивный рисунок феникса, Элго завопил от восторга и протянул в требовании руки.

Юлиан встал сбоку от маленького резного столика.

– До трех лет принц будет под присмотром трех нянек, – сообщил ему Гусааб. – Затем он перейдет на мужскую половину дворца, где останутся лишь евнухи, а также свита из мужчин и учителя, то есть мы с вами. Тогда мы начнем воспитывать в нем мужчину и правителя. А пока он дитя Фойреса, и душа у него еще не готова распуститься, как цветок. Присаживайтесь, не стесняйтесь. Дело сладится… Тем более с вашим-то образованием, вам ли не быть подспорьем мне в обучении?