Часть их боли

Гусааб расположился на полу в подушках, опершись о них слабой спиной. В руках у него возлежала книга «История Нор’Эгуса с 1500 по 2000 год». Ее сейчас пересказывал Элгориан. Да не просто пересказывал, а отвечал на заковыристые вопросы, которые предназначались для проверки памяти и наблюдательности. Глазки у шестилетнего принца сверкали, и он, задыхаясь, возбужденно говорил о своих предках. Ну а Гусааб кивал, довольно и кротко улыбаясь. Пришел день, когда он стал уже не единственным учителем. Теперь мальчик занимался фехтованием, науками и верховой ездой, пока подле него кружило многочисленное сопровождение.

– Вашему отцу плохо, – на пороге появился раб.

Юлиан вынырнул из дум. Вместе с ним подняли голову и остальные.

– Что значит плохо? Уточните.

– Не знаю, – сказал евнух. – Мне донес гонец из вашего дома. Просили передать, что начались страшные приступы.

Юлиан покинул покои принца, подменив себя вызванным консулом.

Стены особняка выросли в багровых лучах заката. До веномансера донесся запах лекарств, обильно изливающийся из окна, а в воротах толклись испуганные рабы. Они уже привыкли к болезни старого Ралмантона, который стал для них чем-то вроде мебели. Но по тем припадкам, что сегодня с ним произошли, все поняли: конец близок.

Пройдя гостиную, Юлиан попал в полную света, несмотря на темную зиму, комнату. Илла лежал в постели. С первого взгляда было понятно, что ему чрезвычайно плохо. Лицо его страшно перекосилось: с одной стороны рот поджался, а с другой расслабился. Язык безвольно лежал во рту, едва не западая в глотку. Глаза были навыкате, а сам старик надрывно и тяжело дышал, без того тихого сопения, как раньше. Его руки разметались в стороны, показывая, что к нему частично вернулась подвижность.

Юлиан присел на край кровати, посмотрел на застывшее в маске боли лицо. Разглядывая, он не верил, что перед ним тот самый Илла Раум Ралмантон, это дворцовое чудовище, сгубившее сотни душ. Сейчас здесь лежал только испуганный старичок, голову которого окружал седой пушок. Все его зубы выпали, и он, лишенный клыков, теперь не походил на вампира. В веномансере пробудилась жалость, потому что нельзя было без печали смотреть на такую немощь, какая свалилась на бывшего царедворца.

Едва повернув голову к вошедшему, Илла вдруг дернулся. Он страдальчески то ли замычал, то ли зарыдал, не в силах произнести ни слова неподвижным языком. Юлиан не выдержал. Он положил свою руку поверх руки умирающего, удивляясь, какой крохотной она стала.

– Не бойтесь. Все когда-нибудь заканчивается, всякий путь должен иметь конец. При всех ваших кознях вы не позволили Элейгии утопнуть в еще большей крови благодаря умелой дипломатии и долгому удержанию власти. То, что вы построили, послужило основой для прихода мастрийцев. Вашими усилиями был заключен брак, от которого родился принц Элго. Мальчик не по годам умен, уже прекрасно владеет базовыми техниками фехтования, держится верхом, знает основы истории и три языка, а ведь ему всего шесть лет.

Помолчав, Юлиан вздохнул. Да, мальчик и правда удивлял даже его.

– На ваше место посадили родственника Дзабанайи Мо’Радши, Фаррина Мо’Радши, и это победа мастрийской фракции. Не могу назвать ее окончательной, потому что Фаррина ненавидит элегиарская старая знать, которая ему сейчас активно противостоит… К тому же недавняя ссора Дзабы с королевой по поводу неподобающих одежд ее фрейлин и их распутства подкинула дров в этот огонь. Но я в нем не участвую и рад этому… Хотя, победи любая фракция, мое место останется при мне, потому что я всем удобен. А еще все видят, что вы были куда более мудрым и умелым советником, нежели тот же Фаррин. Идут разговоры, чтобы поставить вам статую в саду, подле вашего предшественника. Так что вы в каком-то роде не забыты и потому не умрете окончательно. Вы будете жить в книгах как история, как значимый придворный в становлении новой эпохи… Хотя не лицемерю ли я, сидя перед вами?

Юлиан увидел входящего мастрийского лекаря и покинул покои.

Весь вечер он оставался в особняке, чувствуя, что жизнь старика начала отсчитывать последние часы. Иллу схватывал приступ за приступом, и они были такие странные, что собравшийся у постели консилиум разводил руками. Кто-то думал, что это очередной удар, ведущий к смерти, кто-то – выздоровление, ибо старик стал шевелить руками, ногами и языком. На глазах всех Илла становился осмысленным, и, если бы не боль, обрушившаяся на него, он смог бы заговорить с лекарями.

Но то все-таки была смерть…

За окном выл холодный ветер. Ярко светили лампы. Покои Иллы прогрелись, и ему казалось, что повторяются события семилетней давности. А вдруг в дверь вновь зайдет седой Морнелий и протянет свою исцеляющую длань? Но умом старик понимал – король не появится.