Часть их боли

Пока шли долгие представления будущих подданных, принц Элго с любопытством разглядывал подходивших аристократов, кланявшихся ему, но живой интерес у него вызывали лишь дети, которые жались у материнских юбок. Он всей душой желал найти себе друзей, поэтому видел их в этих будто случайно приведенных ровесниках. Хотя, конечно, ни о какой случайности речи не шло. Начиналась ожесточенная борьба за внимание будущего правителя. Когда представление закончилось, принц сказал то, чему его учил Гусааб, правда не совсем понимая, что именно говорит:

– Ваше Величество, достопочтенные и почтенные из разных уголков мира! – его детский голосок звенел капелью. – Знайте, что я рад вас видеть здесь в полном здравии! Я также приложу свои труды к тому, чтобы наше королевство расцветало и крепло… А мои усилия будут направлены на возвеличивание наших богов!

После этого он протяжно выдохнул и поглядел на Гусааба, ожидая похвалы. Тот, улыбаясь, кивнул. Желая получить еще немного одобрения от хорошо знакомого ему лица, принц обернулся туда, где стоял его веномансер, и по-детски мило улыбнулся. Отвлекшись от созерцания придворных, Юлиан натянул улыбку, понимая, что от него ждут.

* * *

Чуть позже этот курчавый темноглазый мальчик с бронзово-жемчужной кожей бегал по своим покоям в ночной рубашке. Слуги уже постелили ему высокую постель, подле которой стояла кушетка Юлиана, а рядом, у изголовья и изножья, – кушетки двух евнухов-охранников.

Гусааб как раз закончил обучать мальчика истории эгусовского народа в форме небольших рассказов, и тот, разгорячившись из-за насыщенного дня, теперь выплескивал перед сном накопившуюся энергию.

– Я хочу поиграть с почтенным Сантонием! – едва ли не кричал он, бегая и подпрыгивая, кувыркаясь на ковре.

– Поиграете, мой принц, – отвечал мудрец, сидя в кресле.

– А когда?

– Я думаю, в ближайшее время.

– Так когда? А? – не унимался Элгориан.

– Давайте так условимся, через неделю, чтобы младший Сантоний смог подготовиться… кхм… к вашим играм. Ну а вам, в свою очередь, будет неплохо рассказать ему историю народа Нор’Эгуса, потому что его семейство происходит из Апельсинового Сада. Расскажете?

Уловка мудреца сработала. Перестав прыгать, Элго закивал и задумался о тех рассказах, которые сегодня слушал. Готовый покинуть покои принца, Гусааб уже было поднялся из кресла, когда его вдруг закачало. Он успел ухватиться за подлокотник. Так он и застыл, прикрыв старые морщинистые глаза и уронив голову. Как всякий здоровый ребенок, Элгориан этого не заметил: он продолжил нарезать круги по спальне, а два немых евнуха тупо глядели в потолок, лежа на кушетках. Один Юлиан уловил момент слабости, когда лицо мудреца сделалось мертвенно-бледным.

Чуть отдышавшись, Гусааб осторожно распрямился и боязливо убрал руку. Когда он выходил, Юлиан последовал за ним и строго спросил, как лекарь у больного:

– Вы пьете тот сбор с боярышником, что я вам написал?

– Пью, Юлиан, пью, – улыбнулся вымученно старик, которого еще пошатывало. – Но мне уже восемьдесят пять, поздно быть здоровым и крепким, как ты. Пожалуй, стоит обратиться к магу-лекарю. Да, непременно стоит, чем я и займусь с завтрашнего дня…

По-старчески откашлявшись, он ушел по расписанному алыми орнаментами коридору. Ну а Юлиан покачал головой, понимая, что его даже не пытались искусно обмануть, а просто насмешливо солгали в лицо.

«Под таким добродетельным, смиренным обликом такая баранья упертость и неприемлемость магии. Да у кого? У бывшего архимага!» – думал он.

Когда уже наступила темная глубокая ночь, принцу Элго все не спалось. Он ворочался, подскакивая всем вспотевшим телом на кровати, скидывал с себя расписные одеяла, швырял подушку. Все ему было неспокойно. Пока наконец он не спросил у своего веномансера:

– Почему не было моего отца?

Юлиан приоткрыл глаз, про себя измученно подумав, что его сейчас начнут заваливать неудобными вопросами.

– Ваш отец, мой принц, выехал по случаю праздника Прафиала на охоту с магами и соколами. Он увидится с вами попозже… Ложитесь спать…

Однако шквала вопросов не последовало. Элгориан только совсем по-взрослому вздохнул, чувствуя даже в свои четыре, что его обманывают и что отцу он просто не нужен. Вскоре он крепко спал. Юлиан лежал на кушетке и думал о том, каким вырастет принц.

«Вроде бы обычный умный мальчик, но лишенный той простоты, что свойственна детям. Все старается обдумать, придать мысли форму. Что это: ранние всходы трудов Гусааба или врожденное дарование? Тогда от кого оно могло передаться? По отцовской линии Молиусов все короли как на подбор были апатичны и глупы. По линии Мадопусов это горячие, несдержанные люди… Может быть, от Наурики? Она из рода Идеоранов, а ее отец, не соверши ошибку из-за доверия к военачальнику Гайзе, вполне мог бы до сих пор править Нор’Эгусом…»