Часть их боли

Юлиан покинул особняк, перед этим, однако, заглянув в утренний Апельсиновый Сад, куда уже вынесли Иллу. Тот лежал ни живой ни мертвый, устремив взор в кусочек голубого неба, виднеющегося сквозь укрытые зеленью ветви. Поглядев на старика, лицо которого было слегка перекошено, веномансер качнул головой самому себе и отправился во дворец.

* * *

2161 год, лето

Случился праздник Прафиала, посвященный человеческому божеству. То был праздник не кровавый, а спокойный, сопровождаемый всякими чародейскими потехами. Маги развлекали толпу на площадях тем, что запускали в небо фейерверки: огненных фениксов, гарпий размером с телегу, волшебные цветы, которые раскрываются в пустынях после дождя.

Все было ярко, красиво и пышно.

В этот день, удивительно жаркий, с неподвижно стоящим воздухом, королевская семья решила явить принца двору. Несколько лет маленький владыка рос в закрытых покоях, напоминая светолюбивый цветок, который отставили в тень. Однако вырос он активным, бойким мальчиком, уже знающим письмо, счет и бегло говорящим на языке р’онзи, который давался ему легко и весело. Публичное появление юного Элго, или Элгориана (на мастрийский манер последняя часть имени значила «преемник, или второй»), предполагало разрешить все зреющие сомнения. Многим казалось, что принца укрывают излишне тщательно, а значит, он либо недоразвит и слаб, либо уже мертв. По этой причине сегодня в зале собиралась вся знать, имеющая доступ ко дворцу, а также богатые купцы, представители гильдий, дипломаты других королевств, которые разнесут благую весть письмами к своим дворам.

В этот день Юлиан переживал больше обычного. Ему, искушенному в интригах, было понятно: сейчас, когда принц вышел в свет, убить его станет гораздо проще. Понимали это и Гусааб Мудрый, который уже сложил обязанности архимага, и королева, и даже апатичный король, приказавший окружить внука многочисленной охраной. А вдруг и среди охраны найдется изменник? Как быстро вспыхнут восстания, когда весть об удачном ударе убийцы разлетится по всему свету? Поэтому Юлиан держался рядом с маленьким принцем, даже когда его помощь как веномансера не требовалась. Он будто приклеился к своему подопечному, особенно после обращенного к нему взгляда архимага, просящего не забывать об ответственности, и такого же молящего взгляда королевы, боящейся ядов.

Воздух в зале застыл. Почти все аристократы, потея, обмахивались южными веерами, пока не запела труба. Маленький Элго готовился появиться из коридора. Его одели в красные шаровары, нарядную жилетку, которую обнимала перекинутая через плечо красная лента, олицетворяющая Элейгию. По его рубахе вились узорами дивные птицы, на голове возлежал свернувшейся змеей слишком пышный для детской головы тюрбан, но принц нес его величаво, умудряясь даже подпрыгивать.

– Дядька, – шептал он и дергал идущего рядом учителя за рукав.

– Что такое, мой принц?

– А если я… Ну…

– Даже если это «если» случится, то ничего страшного, – улыбнулся Гусааб. – Будьте смелее. Вам ли бояться ваших будущих подданных?

Тогда Элгориан с выражением полной серьезности на детском личике кивнул. Этот жест вышел таким забавным, что идущий сбоку Юлиан не выдержал и улыбнулся. На его глазах принц превращался из дикого звереныша в человека, пусть пока и маленького. Архимаг и веномансер переглянулись, одновременно подумав об одном и том же.

Поправив тюрбан, Элго ступил в распахнувшиеся створки огромной двери. На него тут же обрушился гвалт оглушающих приветствий. Не растерявшись, четырехлетний ребенок, одетый как взрослый, вдруг расправил плечи, сложил руки за спину и с самым важным видом, какому его никто не учил, пошел к слепому Морнелию Молиусу. Тот сидел на троне: вспотевший, оплывший и безразличный ко всему. Когда свита короля намеренно зашептала, что явился его внук, Морнелий постарался придать своему лицу подобие нормальности, подтянув челюсть. Маленькому принцу ни разу не доводилось видеть своего деда, нынешнего короля. Но, снова не растерявшись, он поклонился ему. Между тем мальчик настойчиво отыскивал глазами своего отца, Флариэля, но так и не обнаружил его… И ненадолго поддался горести, как сирота, лишенный и матери, и отца. В одно мгновение это чувство промелькнуло на его детском личике, но уже в следующую секунду он вновь стал выглядеть торжественно и присел рядом с дедом, важно кивая на поклоны.

Его представили. Собравшиеся в зале мастрийские, элегиарские и несколько эгусовских аристократов разглядывали его во все глаза. Кто-то с восхищением. Кому-то он казался странным из-за его взрослых манер. Но были и те, кто глядел на него с осуждением. Одним не нравилось, что красная лента принца кажется ярче, чем символы Нор’Мастри. Другие были недовольны, наоборот, слишком широкими, «неэлегиарскими», шароварами. Третьи же, наконец, придирались мысленно к тому, что принц движется не так, говорит не так, как подобает это делать будущему королю. В общем, находили в нем все несуществующие недостатки.

Юлиан читал это на лицах присутствующих.