Часть их боли

– Вам, принц, эти земли покорятся. Но вы должны говорить на их языке, чтобы они понимали вас и верили вам. Общение через переводчиков всегда чуждо, – улыбался Гусааб.

И пускай крошка Элгориан ничего не понимал и часто смеялся над странными значениями таких же странных слов, выговариваемых более грубо, нежели в рассиандской речи, он учился, взрослея. Его горячий нрав гасился мудростью Гусааба, а Юлиан не уставал подмечать, какие чудеса творит старик благодаря своему терпению и уму.

Глава 16. Все заканчивается

То были для Момо дни, полные сомнений. Раньше он старался не думать, уверенный, что долгие размышления заведут в тупик. Поэтому часто полагался на первые порывы, считая их единственно верными, определяющими жизнь. Ему казалось: мир должен любить его и благоволить, а он, естественно, должен принимать эту удачу как само собой разумеющееся. Порой ему даже казалось, будто его мать жалела о том, что отдала его старухе из лачуги.

«Небось, ищет меня, – воображал Момо. – Конечно, она жалеет, что оставила меня. Ей стыдно!»

Несмотря на желание не думать, он все чаще погружался в эти мрачные раздумья. Ему стало тошно находиться в особняке Ралмантонов. Вся красота роскоши, которая ему не принадлежала, для него померкла, а сам особняк стал напоминать склеп, где обитает лишь едва живой труп – Илла Ралмантон. И Момо печалился, видя подле себя это видение смерти. Его тяготила размеренная жизнь. Ему хотелось приключений. Нет, не воровства, не ограбления складов, не ненавистной ему Леи, которую он все-таки любил! Ему хотелось побеждать драконов, увидеть все прекрасные дворцы Юга, покататься на верблюдах, путешествовать по магическим источникам, повесив на шляпы бряцающие металлические значки!

Но его держало обещание.

Так Момо и брел, недовольный собой, засунув пальцы за пояс, когда вдруг заметил вывеску. Ярко-красная надпись «Дом любви» как бы предлагала отвлечься. Момо был бы не Момо, если бы увиденное не заставило его замереть посреди улицы и задуматься уже о куда более приятных вещах.

«Любви бы мне…» – подумал он.

Затем, желая произвести впечатление, он обернулся статным северянином.

Встретил его привычный запах пота, страсти и монет. В крохотной комнате сидели гуртом размалеванные девочки, зрелые, а также пожилые женщины, работающие за миску еды. Это был дешевый бордель, и красоты, а уж тем более любви здесь не водилось – лишь разврат. Момо это не смутило, и он сладостно разглядывал шлюх. От вспотевших из-за жары блудниц поднялась жуткая старуха – сводница. Хотя нет, это была не старуха, а женщина, которая, живи она иначе, могла бы выглядеть зрелой, но еще привлекательной. Однако жизнь изрядно потаскала ее. Лицо ее имело землистый, тусклый цвет, зубы почти выпали, а кожа около рта сморщилась от вечного недовольства. Ее платье висело, обнажая в излишне открытом вырезе худую грудь, напоминавшую две тряпки.

Момо на нее даже не взглянул – он старался не замечать старость. Его, как всякого молодого человека, она раздражала. Он все рассматривал блудниц, выглядывая сбоку, продолжал выискивать самых приятных на вид.

– Чего надобно? – грубо спросила сводница.

– Самую красивую! – широко улыбнулся Момоня. – Плачу щедро!

– Они туточки все красивые… – брезгливо бросила карга, видно не веря собственным словам. – Выбирай любую, белозубый… Вон Сильвия. А вон, у топчана, Алилей-умница, а у этой юронзийской пташки ноги от ушей.

– А других нет? – засомневался Момо.

– В «Доме любви» все самое лучшее! – усмехнулась она. – А если хочешь другой бордель, то полчаса дороги, тем паче уже начнет темнеть. Люду и к нам, и к ним набьется. Потом очередь занимать!

Момо смутился от такой грубости. Он еще раз осмотрел притихших девиц, которые, впрочем, притихли не от скромности, а лишь чтобы лучше слышать, кого выберут. Наконец остановившись на кареглазке Алилей, он повел ее наверх.

* * *

Вкусив дешевой замены любви, юноша спускался весьма довольным. Он прошел мимо сидящих внизу шлюх, попытался пофлиртовать и с ними, но они уже были уставшими, поэтому на заигрывания никто не ответил – все лишь невесело ухмыльнулись. Тогда вмиг забыв о них, Момо двинулся на выход, где его поджидала сводница.

– Ты с моими девками-то не заигрывай, – буркнула она.

– А что? Плохо похвалить таких прелестниц, если они того заслуживают? – важно заметил Момо, поучая. – Красота достойна похвалы! Красивая девушка – это обласканная Зейлоарой девушка, а значит, счастливая!

Сводница зло рассмеялась.

– Счастливая, говоришь? А ну-ка погляди на меня, белозубый. Как думаешь, счастлива ли я?

– Не знаю… – растерялся Момо. – Я же не о вас говорил, почтенная, а о ваших девушках…

– Ты думаешь, я не была столь же красива, как они?

В сомнении Момо посмотрел на морщинистое вредное лицо, на тусклый взгляд и беззубый рот, а затем, не выдержав, скривился. От этого старуха рассмеялась пуще прежнего.