Они вернулись после тяжелых походов на Сатрий-Арай, где свирепствовали горцы со своими набегами на Бахро и Джамогеру. Захватить их не представлялось возможным. Сами горцы называли себя людьми ветра, и в этом крылась толика правды, ведь у них не было столицы. Даже богами их являлись не Праотцы, а пустынные гарпии, небо, скалы и солнце – этим сатрийарайцы напоминали скорее дальние южные народы, произошедшие от юронзийцев, чем оседлых рассиандов. Поэтому поход имел целью скорее утолить жажду горячей крови Элгориана. Тем не менее врагов у новой империи не осталось. Отдельные ненавистники, мелкие колючие заговоры, неустойчивые соседи, порой совершающие набеги, – это было. А вот устрашающих врагов, каким казался в свое время Нор’Эгус, уже нет. Элегийская империя готова была поглотить весь Юг своей разинутой пастью, в которой сверкали, что клинки, золотые зубья, и во многом ее целостность обеспечивал принц Элгориан.
Он вырос умным, находчивым, чрезвычайно храбрым, по-королевски великодушным, хотя порой бывал вспыльчив. Глядя на него, Юлиан часто задавался вопросом, как так сложилось, что ягненок на заклание превратился во льва, и нет ли в этом злой насмешки судьбы?
Порой определенные стечения обстоятельств, совершенно необычные, случаются не только с людьми, но и с богами. Даже боги подвластны этой самой судьбе, власть над которой приписывают сами себе.
В летнюю ночь 2172 года Морнелий продолжал лежать в своей постели. Над ним клубились пары опиума, выходящие из золотой трубки, а подле него стояла маковая настойка. Все его существование, то есть существование его тела, теперь сводилось к вечному опьянению. Он лежал так уже четыре года. Четыре года он не мог ясно мыслить, не мог ответить на удар в спину. Его слабости разгадали и обернули против него самого.
В эту ночь рабыня сидела над ним, приводя его облик в порядок: причесывала, намасливала. Намаслив, она принялась натягивать на тощее тело белоснежную льняную рубаху. Ей в этом помогала вторая рабыня. Всем казалось, что король постоянно мерзнет, поэтому огонь в угловом камине старались поддерживать даже летом, особенно в прохладные ночи. Сейчас этот камин едва освещал комнату, и языки пламени лениво долизывали последнее полено.
Девушка продолжала одевать короля, щурясь и сжимая в неудовольствии губы.
– Ничего не вижу, – шепнула она тихо. – Амария, зажги лампу.
– Я к лампе не пойду.
– Сходи, лентяйка! – зашипела первая.
– Там достопочтенная спит!.. Я не буду ее обходить!
– Но мне не видно, – продолжала первая, срываясь на шепот. – Зажги хотя бы свечу на камине.
– Сама и сделай… А я буду одевать.
Видя, как заворочалась в соседней кровати старая королева, рабыни умолкли и перестали спорить. Вторая, которую назвали Амарией, все-таки поднялась и на цыпочках подошла к камину, зажгла свечу в его чуть колышущемся пламени. Она вернулась со свечой назад и принялась помогать первой.
– Сюда наклони, – шипела та. – Да не сюда, а ниже. Я не вижу завязок. Дуреха ты, Амария.
– Сама дуреха! – отозвалась змеей рабыня.
– Закрой рот!.. Достопочтенная спит!..
В развеянном огнями мраке девушки трудились над безвольным тяжелым телом, приводя его в порядок.
А потом горячий воск побежал по пальцам Амарии, отчего она вскрикнула и вдруг выронила свечу, подтверждая обвинения своей подруги. Пламя тут же занялось на пропитанной маслом рубахе бывшего короля. Рабыни истерично вскрикнули. Вскрикнул надрывно король, по которому расползлось волной пламя, превратив его в большой костер.
С кровати в ужасе подскочила старая королева.
– Тушите! Тушите, дуры! Кидайте одеяла! – завопила она и кинулась к горящему. – Зовите магов!
Рабыни с криками разбежались за помощью, которая вломилась на порог покоев. Но пламя уже обгладывало тело, натертое маслами, отчего в воздухе стоял запах удушающей гари. На глазах Наурики ее муж сгорел заживо. С его губ слетел последний вопль, напоминающий скорее злой хохот, а в открывшихся пьяных глазах вспыхнула ненависть.
Последнее, что запомнила бывшая королева, а теперь уже просто «достопочтенная», – это то, как резко потух камин, как потемнело охватившее кровать пламя, а в комнате сделалось черным-черно. Ей показалось, что над головой расстелилось шелковое полотно со звездами, но звезды… Шевелились. Они задрожали, покрыв собой всю комнату, и собрались в одну полыхающую нестерпимым светом точку, которая повернулась к женщине.