Часть их боли

Вериатель продолжала глядеть на него исподлобья, сжав затвердевшие от злобы губы.

– Да что этот рыбак в твоей жизни? – напирал гневно демон. – Жалкая кобылица, тебе дали бессмертие, и из-за одного лишь мига, о котором ты забудешь спустя век, ты готова лишиться нашей любви и покровительства?! Тебе сказали, что ваши души будут рано или поздно разорваны. Тебя предупреждали, чтобы ты не являлась к нему, что за твои поступки заплатит все племя! Верни мое сердце обратно в затопленные храмы под дворцом… Верни, и тогда я закрою глаза… – Он не успел договорить.

Его сердце сжали. Не веря, демон издал вопль. Не веря, завопила и Мафейка от страха, на что покусилась ее мать. И вот сияющее и бьющееся сердце снова сдавили, по нему поползли многочисленные трещины. Хватаясь там, где у человека находится в груди настоящее сердце, демон выпал из седла, скорчился от боли и выбросил вперед руку, отчего лес в один момент сделался сухим. Все вокруг затрещало зноем, заскрипели ветви платанов, осыпалась кора – дышать стало невозможно.

– Убей его скорее, Вериатель! – закричал Юлиан, задыхаясь.

И рыдающая Вериатель продолжала сдавливать сердце. Оно вновь треснуло, из его широкой трещины вдруг вызволился чистый свет магии. Ослепнув, Юлиан застонал. Свет дугой прорезал небо, разогнал тучи, и стало неудержимо ярко, как не бывает даже в летний жаркий полдень. Где-то за деревьями вспучился ручей, а вода в нем встала столбом в неистовом рычании. Завыв от ужаса, Мафейка бросила свою мать, обернулась кобылицей и прыгнула в воду, которая стремительно обращалась в пар. Бросив на дочь прощальный взгляд, Вериатель продолжала сжимать конструкт своими белыми руками, пока он не рассыпался в мелкую крошку. Облако света окутало пущу Праотцов и всех присутствующих. В этом нестерпимом сиянии, давящем на глаза и тело, все и закончилось… Ощутив острую боль, которая разлилась будто по всему телу и нигде одновременно, Юлиан истошно завопил и бросился к Вериатели, чтобы найти ее, – но не нашел. От нее ни осталось ничего, ничего, напоминающего о том, что она когда-то жила. Рыдая на сто голосов, он ползал безумным зверем по земле, будучи слепым, и загребал землю… но тщетно. Рядом с ним яростно кричал и джинн, когда из ниоткуда вдруг стали появляться полчища гримов, которые летели, бежали и ползли со всех сторон. «Это моя Мать! Моя! Мой Свет Матери… Прочь, пропащие души! Прочь… – голос его то отдалялся, то приближался. – Вы упустили свой шанс! Прочь! Не разевайте рты, не касайтесь ее Святой души! Это мое!»

Но и его голос вдруг поблек, истончился. И вот посреди спешащих к магическому источнику гримов встала еще одна тень: высокая, страшная, подпирающая собой небо. Ее тысячи злых глаз напоминали рой звезд, а сама она казалась густой непроглядной ночью. Затем тень скрючилась, поглядела вокруг себя своими тысячами глаз, которые стали пропадать, и, сродни другим гримам, начала пожирать то, что потеряла, будто и не узнавая ничего вокруг. Так ей и суждено будет бродить до скончания веков вместе с другими своими братьями, утратившими искру сознания много раньше, чем она.

Когда свет сделался слабее, в удивительно тихой пуще послышалось звонкое осыпание порталов. Несколько человек прошли по сухой листве между платанами, переступая через вспученные корни, пока не вышли на полянку, где все произошло. Посреди поляны они обнаружили двоих: обгоревшего мертвого короля и лежащего поодаль в изогнутой позе вампира, на лице которого отражалось бессильное безумие. Один из незнакомцев покачал головой, огляделся в рассеивающейся белизне, которая вскоре станет новым магическим источником, и наконец заметил высокого грима. Он обошел качающегося грима, который не признавал никого и не успел принять запоминающейся формы, и снова скорбно качнул головой.

– Ты хотел забвения, брат мой… Ты так отчаянно просил его… Так не исполнилось ли твое желание? – только и сказал он горестным голосом.

Затем он с интересом принялся наблюдать, как безучастного ко всему вампира, который будто тоже не понимал, где он, подняли и унесли через портал, откуда дыхнула тьма. Будь вампир в сознании, он бы признал в незнакомце того самого паломника из Нор’Мастри, который вел с ним беседу у ног статуи Фойреса… Но сейчас он не признавал никого…

Затем незнакомец подошел уже к юному Элгориану. Он склонился над ним и пригладил прядь каштановых волос, опускающуюся на обожженный лоб. Шепнув какие-то протяжные, но отдающие мягкостью слова, он исцелил тело от ран, а затем достал из сумы нож и вспорол себе горло. Из тела незнакомца поднялась тень, раскинула свои огненно-черные крылья и скользнула птицей в погибшего короля. Чуть позже король поднялся, отряхнулся… И, создав еще один портал, ведущий уже во дворец, Фойрес шагнул в него, чтобы сделать Юг великим!

Глава 18. Старые клятвы

Неизвестные годы