Часть их боли

– Так и есть! – гордо сказал пожилой мужчина. – Он застал образование Рабского простора. Не каждый мудрый вампир может похвастаться этим. И до сих пор он помнит все трактаты, даты, имена, причем без обмолвки. Вижу, вы очень устали с дороги. Приказать подготовить вам ванну?

– Извольте.

Поблагодарив управляющего, чрезвычайно вежливого оттого, что гость является сыном самого советника Ралмантона, Юлиан вернулся в свои покои. Его приняли с почетом, хотя и удивились отсутствию уведомительного письма о приезде. Байва была почти пуста. Гулкое эхо гуляло под ее низкими сводами. Большую часть неофитов, отпрысков знатных семей, а также учителей призвали на войну, чтобы показать, до чего могущественно магическое воинство Элейгии. Часть из них уже погибла при осаде Сапфирового города, став жертвой стрел, копий и вражеских заклинаний. Еще часть, куда большая, погибнет при осаде Змеиного города – такова плата за высокий статус мага.

После обеда, когда дождь моросил на городок, Юлиан уже сидел в кресле перед глубоким стариком, поддерживающим свою жизнь магией. Иоланд, магистр мирологии, был сухоньким, маленьким, а еще постоянно щурился оттого, что глаза у него начали затягиваться белесой пеленой. Во время беседы он часто погружался в раздумья, замолкал и только спустя минуту отвечал.

– Труд «Об артефактах» 2082 года, значит… – шептал старик.

– Да, он самый, – подтвердил Юлиан. – Я только начинаю знакомиться с мирологическими трудами, однако меня заинтересовали исследования магистра Гахеодория, а также его ученика Пацеля.

– Ваш интерес благороден. Труд Гахеодория «Об артефактах» и правда стоит того, чтобы изучить его. Автор был человеком высочайших достоинств, я хорошо его помню. Что касается Пацеля… Кхм… Пацеля… – Магистр сморщил маленькое лицо и кашлянул, будто ему было неприятно даже называть это имя. – Я бы не рекомендовал вам увлекаться недописанными… кхм… художественными сочинениями этого настырного человека, которые и назвать трудами-то язык противится. Они ненаучны, оскорбительны…

– Почему? Разве Пацель не прямой продолжатель дела своего учителя?

– Только в изначальном замысле. Гахеодорий правильно рассуждал, что все в мире взаимозаменяемо и, где образуется пустота от ушедшей силы, там обосновывается другая, пришедшая. Таким образом, наш мир пребывает в постоянном балансе. Но Паце… этот человек абсурдных взглядов посмел утверждать, будто зашел в исследованиях дальше учителя, будто все не взаимозаменяемо, а… конечно! – Магистр сжал морщинистые губы.

– О конечности магии ранее писали и другие мирологи…

– Насколько глубоко вы продвинулись в изучении данной темы, почтенный? – неожиданно поинтересовался магистр, в подслеповатых глазах которого вспыхнуло неудовольствие.

Юлиан сразу понял, что старый Иоланд испытывает неприязнь к подобного рода теориям, являясь сторонником традиционной концепции. Тогда, чтобы не закончить беседу раньше времени, он откинулся в кресле и понимающе улыбнулся, будто соглашаясь во всем с магистром:

– Достаточно, чтобы понять, что теории о конечности магии не более чем сказка, подобная другим. Например, о птицах-златожорках, которые питаются исключительно золотом или золотоносными рудами, выклевывая их из гор.

– Тогда зачем вы тратите время на этого безумца?

– Понимаете, изучая эти труды, я обратил внимание, что в жизни их авторов часто происходили необъяснимые, разрушительные события…

– Они сами их себе создавали! – негодующе заметил магистр.

– Полностью согласен! Но мне довелось побеседовать с нашими дворцовыми мирологами, которые обучались в этих величественных стенах. И некоторые поделились, будто этот Пацель был зачинщиком вопиющего скандала, о котором умолчали по неизвестным причинам. Пока я совершаю паломничество к священным водам Прафиаловых слез, мне бы хотелось выяснить их. Утолите мой интерес, будьте добры.

– Вечно молодые любят касаться того, чему должно быть забытым. Но будь по-вашему… – поморщился Иоланд.

Весь его насупленный, недовольный вид говорил о том, что, не сиди перед ним отпрыск Ралмантона, разговор бы точно завершился. Однако Юлиан прекрасно осознавал преимущества своего положения, а также тот страх, что нагоняла на всех фамилия советника. На некоторое время магистр умолк, будто задремал. Гость все ждал, ждал, пока как бы ненароком не отбил дробь пальцами по подлокотнику кресла. Тогда, встрепенувшись, старик начал: