«Церковь была для меня жутковатым местом. Тени больших лип омрачали ее потрескавшиеся бурые стены. Пространство вокруг заполняли могильные плиты. По ночам там прогуливались умершие. Можно было увидеть, как они бродят возле могил — как они когда-то жили. Когда-то жили… Да, любовные пары могли без помех перешагивать через могилы и любить свою любовь в тени стен. Живые и мертвые пары… Как они когда-то жили. Как они живут. Как они будут жить. Соль и сладость даны им. И свет луны. И глубокая тишина ночи».
Афористичный отчет, собственно, не нуждается в заключении. Но поскольку луна, ее форма и ее свет уже соблазнили меня на некоторые излишества, помяну ее еще раз, символически: ибо она может стать поводом
«Когда полная луна стоит на небе — луга клубятся паром — во всех травах гнездится роса, кроны деревьев сияют темным блеском посреди моря из тонкой световой пряжи — и внезапно земля умолкает, — а поскольку она молчит, начинает гудеть тишина — тогда я чувствую, что пребываю в согласии со всем существующим: потому что воспринимаю эту реальность как обманчивый образ, как тень иного мира, из которого меня не изъять.
Я понимаю: то, что я вижу, я уже видел раньше, невообразимо давно, только тогда оно было более впечатляющим, более постижимым, не ослабленным или искаженным жестокостью — жестокостью тварного мира — в отличие от теперешнего мгновения. Это меня очень удивляет. Это удивляет меня снова и снова, потому что такое повторяется. Повторяется, что я приветствую мир как что-то с незапамятных пор родное — и всякий головокружительный страх исчезает — — ведь фантом по ту сторону вещей, собственно-значимое, странные пространства из свинца и света — все это останется со мной».Плавание по реке, текущей к истоку
Однако если путник, дойдя до реки времени и задавшись вопросом — в чем мудрость Господня? — сам себя спросит: а для чего живет человек? — то я ему отвечу…
Ты знаешь, хорошая книга не кончается никогда. От писателя зависит, где он поставит точку. Но даже если точка уже поставлена, жизнь книги может начаться снова.