Частная кара

Но она, не выказав какого-либо беспокойства, отступает от меня на точно такое же расстояние, на которое я приблизился.

«Чертовщина какая-то», — думаю я и перемещаюсь снова. Лиса делает то же самое. Тогда я встаю и иду к ней неторопливым, но решительным шагом. Зверь поднимается и уходит, не позволяя сократить расстояние между нами. Я иду за лисой, лиса уходит от меня. Но как только останавливаюсь, останавливается и она.

Со мной происходит что-то неладное. Я вдруг ощущаю окружающую меня враждебность. Ею словно бы напитывается все вокруг. И тайга, и скалы, и океан, и река, и вехи, так прочно вколоченные в дно и заваленные камнями, стали вдруг ненадежными. Я едва перебредаю реку, начерпав полные бродни воды. Стылая острота ломит суставы. Я переобуваюсь, выжимаю портянки, отчетливо слыша, как кто-то крадется ко мне, по спине бежит озноб. Оглядываюсь. Никого. Но меня уже гонит, подхлестывает страх, и я воспринимаю его вполне реально. Вот он, только повремени, охватит и стиснет. Но я не временю, бегу прочь, вперед, к спасительным для меня огонькам поселка.

Я больше не хожу на берег Тихого океана, но лиса снится мне по ночам, я вдруг вижу ее среди своры поселковых собак, мнится она мне за окном камералки, когда я, засиживаясь допоздна за столом, тушу свечу и иду спать. Во всем ясно отдаю себе отчет, точно зная, что здоров, и спорится работа, и с людьми по-прежнему общителен, что же тогда происходит со мной?

И опять иду на берег, но чуть позднее обычного.

Иду, замирая и падая сердцем. Неужели?..

Лиса сидит у кромки прилива и смотрит в океан.

«Господи», — говорю про себя. И, уже готовый закричать на нее, затопать ногами, останавливаюсь.

Лиса падает на брюхо, стараясь быть незамеченной, она ползет вдоль прибоя и скрывается в камнях.

На мгновение мне кажется, что оттуда на меня впросверк метнулся дикий какой-то, но в то же время молящий взгляд: «Уйди отсюда».

И сам я, не понимая зачем, хоронюсь за каменной грядкой, скрадом выискивая то, что заставило лису так повести себя. В чем причина?

И вдруг с неба на океан, в бухту, что-то мягко и бесшумно падает.

Чуть-чуть поднимаюсь над грядкой, стараясь разглядеть. И вижу лебедей. Лебедь и лебедка медленно плывут вдоль лукоморья безмолвные и прекрасные. Он поднимает из воды крыло, стараясь прикрыть ее. И с перьев, как с голубых льдин на берегу, с шепотом сбегают капли воды. Она, ритмично и плавно изгибая шею, гладится об него. И желтые, с оранжевинкой клювы их касаются друг друга.

Снова взмах крыла, снова плавное покачивание лебединой шеи, и снова касания клювами. Лебеди что-то говорят друг другу мягко и счастливо.

Страха нет во мне. Но есть радость и гнев. Гнев и Радость.

Я выбрасываюсь из укрытия, я кричу, негодуя и радуясь...

Как она отчаянно и похабно лаяла тогда на меня... На меня и на них.

— Каждую весну караулит, паскуда, — сказал Протасов, выслушав мой рассказ. — Что-то нынче рано лебеди-то. Я их за треть день ждал. И ведь под ружье не идет, паскуда. Умна.