Частная коллекция

– Делать фильм, где главный положительный герой – английский шпион?.. Вы что, шутите?!

Вообще, с экранизацией этого романа было много забавного. Устав от бездарности навязываемых ему сценаристов, Киселев ре шил писать сценарий сам и даже заключил договор с таджикской киностудией. Деньги потом пришлось возвращать, потому что ни один экранизатор-вивисектор не решился бы так изуродовать книгу, как сделал это сам автор. Оказалось, что в отличие от Киселева-кинозрителя, поклонника Антониони, вкус Киселева-кинодраматурга остановился в развитии на уровне «Партийного билета» Пырьева или «Ошибки инженера Кочина» – не помню кого. Боже, как я над ним издевался, наглядно, со сценарием в руках доказывая ему, что из замечательного романа он сделал детективную киновампуку. А Володя смущенно похохатывал и… не обижался.

Потом была «Девочка и птицелет». Юная героиня этой книжки сочиняла стихи – простые, замечательные… и нам хорошо известные, ибо писал их, и давно, Володин сын – Леня. С одного из первых Володиных приездов, а потом всякий раз, когда он появлялся, действовала негласная традиция: рано или поздно он доставал несколько листочков бумаги и, неожиданной застенчивостью выдавая тайный восторг, говорил:

– Вот опять Леня, гадик (гад, гаденыш), удивительный стишок написал. Вы послушайте, Евгенсамолна…

Так что со стихами Лени я познакомился года на два раньше, чем с ним самим. Ему было тогда лет тринадцать, но это были уже стихи. Во-первых, они никому не подражали, во-вторых, были в них строчки столь точные, что запоминались сразу и надолго:

Я веду ракету на Венеру
Рейс пять тысяч триста двадцать восемь.
Грушевую воду марки «Бэра»
Стюардесса медленно разносит.

У меня это «медленно разносит» всплывает всякий раз, когда в салоне самолета поильная тележка или стройная девушка с подносом непременно останавливаются либо вдалеке от меня, либо проплывают мимо.

А еще в этом стихотворении было открытие: оказывается, и эта ракета, как трамвай по рельсам, движется по двум предустановленным световым лучам, и возможность свободного – без рель сов – полета все еще недостижима.

Познакомились мы с Лёней осенью 1960 года, в первый мой визит в Киев. И был он, как будто нарочно, чтобы лучше запомнилось, обставлен трагифарсово.

Я летел с первой в жизни делегацией – три индонезийских инженера и руководитель-москвич – из Одессы в Москву. В Киеве тогда самолет делал остановку. Из аэропорта я позвонил Кисе леву домой – время было раннее, – мы посокрушались, что первое мое появление в подведомственной ему республике оказалось столь бессмысленно кратким. И я улетел.

А через два часа приземлился …опять в Киеве. Москва не принимала, над Брянском нас развернули. Теперь я позвонил Володе уже на работу, в корпункт.

– Черт тебя побери, что ты меня разыгрываешь, – бушевал Киселев, полагая, что это я шутки ради звоню ему уже из Москвы. Уверовав, что я все-таки действительно в Киеве, он сел в редакционную машину и через минут тридцать был уже в аэропорту. Тут он увидел меня, и было-таки на что посмотреть: на мне, тогда уже бородатом, поверх матросской тельняшки, заправленной в джинсы, был надет красный шерстяной пуловер с вырезом на груди и прикрывающий этот вырез кокетливый платок, наподобие шейного, купленный перед отлетом в одесском киоске.

Дело в том, что два дня в Одессе я не только переводил инженерам в одесской мореходке, но и «закадрил», как тогда говорили, очаровательную продавщицу из писчебумажного магазина. В вечер накануне вылета я явился к ней домой в надежде собрать свой донжуанский урожай. Но в квартире коварной продавщицы был встречен таким количеством родственников, что, несмотря на начинающийся ливень, бежал оттуда «быстрей, чем заяц от орла», промочил китайский плащ «Дружба» и парадный костюм так, что в гостинице выжимал даже майку. И с утра, утрамбовав мокрые пожитки в ставший каменно-тяжелым саквояж, вырядился в остатнее сухое, в чем и прибыл в город Киев.

Мы успели с Леонтьичем «усидеть» бутылку коньяка, когда по радио в очередной раз объявили о задержке рейса. Руководитель делегации господин Тупамаху был не против, московский инженер оказался лапочкой – взял Володин телефон с обещанием позвонить, как только… и мы рванули на Червоноармейскую к Киселевым, где предупрежденная нашим звонком хозяйка Зоя Ефимовна уже «метала на стол» – время подходило к обеду.

При первом знакомстве Леня, только что вернувшийся из школы, произвел впечатление этакого тихого увальня, только глаза останавливали – распахнутые, все в себя внимательно вбирающие.