Частная коллекция

В Риге ставили спектакль по пьесе Арбузова «Нас где-то ждут». А композитором этого спектакля был мой приятель Рома Гринблат. Я как раз приехал в Дубулты отдыхать, по пути повидался с Ромой и легкомысленно и нагло пообещал ему написать для спектакля слова песни — лейтмотива, на котором должна была строиться музыкальная драматургия. Рома вкратце объяснил смысл пьесы (вот не помню, то ли я был такой нахал, то ли у Ромы у самого текста не было, только пьесы я не читал).

Пару раз Рома навещал меня в Дубултах, про текст не напоминал, а у меня как-то на отдыхе всё руки не доходили, словом, я про обещание забыл и накануне отъезда неосторожно пришел к Роме в гости уже в Риге.

Рома мрачно выставил бутылку рома, миску с порезанными вдоль на четвертинки маринованными огурцами (еще и сейчас злобная память подсказывает, что огурцы были некрепкие, вялые) и, выпив со мной по рюмке, ушел, заперев входную дверь.

— Напишешь обещанное, — сказал напоследок этот музыкальный гуманист, — позвони вот по этому телефону, я тебя выпущу.

Что уж тут сработало — злость, ром, Рома или некачественность закуски, — только через два часа я позвонил.

— Читай, — сказал этот феодал 1962 года.

Прошу у читателя прощения, но тут я вынужден ознакомить его, так сказать, со словами текста — в дальнейшем развитии событий они сыграли роль определяющую.

А куда идет дорога?

А зачем идет дорога?

А дорог на свете много

Ну и что?

По песку и по паркету,

И с планеты на планету

Ходят в ватниках, бушлатах

И в пальто.

То луна, то снова месяц,

То один, то снова вместе,

И кому какое дело —

Кто — куда?

У дорог свои законы:

Мы почти уже знакомы,

А они опять разводят

Навсегда.

Хлеб делили, песни пели,

Дело сделать мы успели,

Не успели только выяснить:

Как жить ?

И опять дела и песни,

Мы с дорогой вечно вместе.

А вопрос еще успеем

Разрешить.

Пришел Рома действительно вскоре — я еще ром не успел допить, деловито сел к роялю, что-то там посочинял, прикинул и сказал: «Пойдет». И я счастливый, что дело кончилось благополучно, отправился на вокзал.

Спустя примерно месяц Рома приехал в Москву на съезд композиторов. В номере гостиницы «Центральная», на этот раз под водку, он сообщил мне, что текст одобрен, но режиссура просит все-таки дописать куплет, ответив хотя бы в общих чертах на заданные в песне вопросы. Для убедительности просьбы он заставил меня даже подписать привезенный договор.

Сочинение для таких, как я, дело обычно веселое, иначе зачем нам сочинять? Не откладывая дела в долгий ящик, я на краешке стола, на этот раз с качественными солеными огурцами, тут же и дописал, мало смущаясь, что соседи Ромины, известные латвийские композиторы, легкомыслие мое явно не одобряли (в отличие от соленых огурцов и водки).

Вдаль идет моя дорога,

Вдаль ведет меня дорога,

Прямо с самого порога

На зарю.

А решение вопроса,

Вероятно, очень просто:

— Жить всем сердцем!

— Это я вам говорю.

Повторная демонстрация своего импровизационного дара произвела впечатление даже на меня самого. Я вдруг почувствовал себя автором. И изготовился ехать на свою первую настоящую премьеру. Вообще-то премьера — одна — у меня к тому времени уже была, я на ней присутствовал, написав вместе с уже упомянутым здесь Аликом Любецким песни для выпускного спектакля «Обыкновенное чудо» в Школе-студии МХАТ, но там я больше ощущал себя «группой поддержки» исполнительницы роли принцессы, с которой у нас как раз случился роман. Но здесь Рига, настоящий театр…

Месяца три Рома молчал. Молчал и гордый я. Автору во мне было неприлично суетиться. Но жажда славы и денег (я ведь был студентом, и несколько незапланированных рублей обещали котлету по-киевски и по сто граммов коньяку в кафе «Националь» нам с какой-нибудь хорошенькой девушкой) вынудила меня поступиться гордостью. Помню, особенно обидно было думать, что премьера уже состоялась, а меня на этот праздник жизни забыли пригласить.

— Черт бы вас всех подрал, и тебя, и их, — вот самое культурное, что я услышал по телефону от Гринблата. — И дорогу твою… чтоб ей…

Выяснилось, что на генеральной репетиции разразился скандал по поводу идеологической диверсии и, почти как предсказывал Рома, лейтмотивом стала-таки наша с ним песня.

На следующей день в центральной рижской газете появилась рецензия под названием: «Куда же все-таки ведет эта дорога?» Спектакль закрыли с порога без права обжалования. Денег не заплатили даже Роме.

С этого начались крутые разборки Гринблата с властями, доведшие его до эмиграции… в Ленинград. А для меня история осталась в памяти веселым эпизодом, не потому, что я не уловил всей серьезности вхождения в мою жизнь цензуры, а потому, что мы были молоды, задорны и верили, что «прорвемся».

Впрочем, песен я с тех пор не писал — композиторов жалел.

***