Частная жизнь мертвых людей (сборник)

Захар отшатнулся назад и припал к полу. Кривые настенные надписи и рисунки вдруг сделались отчетливыми – Захар разобрал большие, емкие буквы на стене напротив, – но сразу исчезли. Бурундук запнулся, его тело, вдруг поняв бессмысленность дальнейшего бега и вообще всякого движения, завалилось, с противным звуком уткнувшись головой в пол, и осталось лежать, глядя на Захара.

Когда вспышка выстрела на миг осветила все вокруг, Захар заметил небольшую дверь в стене напротив – там, где заканчивался ряд писсуаров. Скорее всего, она вела в кладовку, в которой уборщица когда-то хранила ведра, швабры и прочую свою утварь. Сейчас, когда шаги Татарина отдавались в щеке Захара, прижатой к холодному шершавому полу, эта дверь мучительно рисовалась в полумраке.

Если бы он заметил ее сразу, можно было б спрятаться там. Но сейчас поздно думать о ней. Поздно…

Шаги Татарина приближались.

Собственное дыхание казалось Захару шумным, как свист ветра в подворотне. Складки одежды выдавали его своим шорохом.

Из-за перегородки показалась темная фигура и остановилась. Татарин стоял совсем рядом. Близость его была невыносима.

Татарин выстрелил.

Голова Бурундука потекла неприметной темной лужей.

Захар не знал – видит ли Татарин его, забившегося в угол старого сортира, слившегося с ним в этой тьме, лишенной света. Татарин не уходил, и Захар зажмурил глаза, как делают дети.

Он увидел дверь, которую не заметил сразу, и мысленно спрятался за ней, спасаясь, пусть не от пули, но от невыносимости ожидания.

Раздался выстрел.

В груди Захара что-то сломалось, рот наполнился кровью. Стало легко – пытка неизвестностью кончилась. Он открыл глаза.

Татарин нависал над ним, но лица его в темноте не было видно.

Сейчас он выстрелит в голову – и все кончится.

Рука с пистолетом уверенно двинулась, и черный глазок заглянул в лицо загнанного человека.

Палец нажал на курок. Выстрела не последовало – лишь щелчок прозвучал нелепо, бессмысленно.

Татарин скинул обойму. Сунул руку в карман. Выругался.

Склонился к Захару и долго рассматривал его в молчании.

Резко выпрямился и уверенно пошел к двери. Скрип. Стук. Удаляющиеся шаги. Тишина.

Захар пошевелился. Он мог двигаться. Дела скверные – скорее всего, легкое. Хотя шансы есть. Он позвонил Тимоше – может быть, тот успеет вытащить его и отвезти в починку раньше, чем Захар тут сдохнет. Тимоша не отвечал. Захара смущал Татарин – не тот он человек, чтобы оставить его, не убедившись, что работа сделана. Одно из двух – или Татарин вернется в машину за обоймой, или найдет кусок трубы, арматуры, просто кирпич, и… всё.

Захар приподнялся, под ним скопилась лужа крови, вязкой струйкой она потекла в пересохший унитаз.

Он пополз, толкая тело ногами. Спуск со ступеньки отдался желтой вспышкой боли. Некоторое время он лежал неподвижно – рядом с Бурундуком. Можно, конечно, тихо двигаться к выходу или остаться на месте и продолжать звонить – не все же передохли. Но мысль о Татарине не давала покоя, и Захар продолжил толкать себя вбок, пока не оказался у стены с писсуарами.

Сумрак мешал разглядеть дверь, но Захар помнил, где она должна быть, и рукой водил по стене, нащупывая неприметный шов. Вот он – значит, ему не показалось. Скользкие от крови пальцы срывались. Захар обтер их об одежду, не сразу найдя на ней клочок, остававшийся сухим, вцепился в край и, ломая ногти, потянул на себя. Дверь сдвинулась. Это была даже не дверь – скорее технологический люк. Захар отдышался – сил не осталось, но и времени нет.

Открывшийся проем был вовсе темным, лишенным света. Захар видел только очертания – узкий проход, многочисленные стояки труб. Не сразу он разглядел в самом конце прохода вделанные в стену скобы металлической лестницы, уходившие вверх и вниз. Видимо, это была канализационная шахта, проходившая сквозь все здание.

Захар с большим трудом вволок себя в проход, потянулся назад, к двери, чтобы закрыть ее. Взгляд его остановился на грузном теле Бурундука. Как это все-таки скверно – закончить свою жизнь здесь, даже если ты жил так бездарно, как Бурундук.

Захар замер – при взгляде на Бурундука что-то показалось ему странным. Он всматривался в полумрак и вдруг разглядел, как из сливающихся полутонов серого и черного, из неразборчивых линий и пятен позади Бурундука сплетается силуэт второго человека.

Этот человек лежал в углу последней кабинки, уткнувшимся губами в холодный шершавый пол.

Захар потянулся к нему, но дверь закрылась, и черная, непроницаемая темнота навалилась на него.

Кто я?

В дверь постучали.

Жора открыл.

На пороге стояли двое. Один нарядный – с лампочкой, примотанной к голове изолентой, второй попроще – в болоньевом гэдээровском плаще на голое тело.

– Кто такие? – спросил Жора.

Он предположил, что это жулики, но такое всегда приятнее услышать от самого человека.

– Не хотелось бы при посторонних, – шепнул ряженый в болонью.