Частная жизнь мертвых людей (сборник)

Харитон хотел догнать ее, вернуть, но тут пробка, катившаяся по полу, сделала полный круг и остановилась, уткнувшись в босые Харитоновы ноги. Он поднял ее и вспомнил про масло, но увидел, что масло кончилось. Харитон Похлебкин заткнул пустую бутылку пробкой, выбросил и разбил яйца на сухую раскаленную сковороду.

Переезд

– Присядем на дорожку.

Он и Она садятся, тоскливо оглядывают родной дом. Здесь они были счастливы. Пожитки собраны – да и собирать-то, как оказалось, нечего. Скорбь и тревога в их глазах – что принесет им чужбина?

– Милый, может, я хоть яблочек с собой наберу?

– ****, *****, засунь в ***** свои ****** яблоки! – взрывается Адам.

Ева ему не перечит.

Дом во втором переулке

В доме семнадцать во втором переулке Ленина случилось форменное сумасшествие. В пятницу вечером Глеб Макарыч из шестой квартиры, не выдержав попреков жены, взялся искать молоток, чтобы вбить в стену шуруп, на который вот уже без малого тридцать лет обещал повесить картину «Не ждали» популярного русского художника, подаренную на свадьбу. Но обнаружил топор и пошел по соседям – возрождать красный террор, рубить старорежимный элемент. Ждавшие сигнала к новой жизни массы отозвались насыщенным солодово-этиловым выдохом гражданской поддержки и решительно поплелись следом, покачиваясь в разнобой. Впрочем, нашлись и воздержавшиеся, хворые духом. Были и такие, кто с завистью глядел вслед нашедшим силы для поднятия с колен, не обнаруживая оных в себе.

Авангард пассионариев предпринял разведку боем и с минимальными потерями взял квартиру Хрекова, который перед тем, не разобрав носившихся в воздухе революционных настроений и приняв их за обыкновенный перегар, недальновидно уехал на дачу.

Раненных сложили на балконе – доверив дело их исцеления времени и природе.

Казематы устроили в уборной, но рассудив, что место это стратегическое, решили пленных не брать вовсе, а расстреливать сразу.

– Расстреливать всякий дурак сможет, – ворчал Степан Говоруха. – Нет в том ни художественной эстетики, ни технического прогресса.

Пока пассионарии с целью организации революционной канцелярии для хранения секретных донесений и персональных досье вычищали шкафы и комоды Хрекова, примеряя на себя его исподнее, Говоруха вытащил с антресолей подшивку журнала «Техника – Молодежи» за тридцать шестой год и из дверцы от холодильника, отломанного пассионариями туалетного сиденья и книжной этажерки принялся мастерить гильотину. Иного предназначения у всех трех предметов в условиях революционного времени не осталось.

Электрик Гермидонт, высокомерно хмыкнув, обозвал изыскания Говорухи «пережитками средневековья» и, достав из буржуйской утвари Хрекова елочную гирлянду, взялся за сооружение электрического стула из кресла-качалки. Гирлянда обладала недостаточным мортальным эффектом, поэтому Гермидонт выдрал недостающий кусок кабеля из домовой проводки, чем полностью обесточил освещение парадной.

Иван Дырочкин и Варфоломей Меняй-Копыто – известные белогвардейские недобитки и клевреты монархии, ловко используя тактические и стратегические просчеты красных пассионариев, захватили квартиру самого Глеба Макарыча вместе с его супругой – Варварой Тихоновной. Они опоили ее трофейным советским шампанским ростовского комбината шампанских вин и склонили к неприличному времяпрепровождению, нередкому в среде духовно разложившегося офицерства. Шампанское и шпроты к нему были захвачены в битве за магазин «Водка и Хлеб», что располагался в первом этаже злополучного дома, ставшего центром исторического разлома. Демонстрируя превосходство белой идеи над красной, они вбили в стену целых два шурупа, чем окончательно покорили жену красноармейца.

Следующий день привел к кровопролитным столкновениям – хрековские запасы алкоголя, равно как и трофеи, добытые в «Водке и Хлебе», быстро заканчивались, и страждущие бойцы предприняли смелые боевые вылазки на территорию, контролируемую противником. Пустая тара с восторгом, переходившим в самозабвение, билась о головы обеих воюющих сторон. Раненые прибывали стремительно, отчего балконный лазарет красных пассионариев переполнился, и свежеприбывающие аккуратно скатывались наружу, голося в затяжном полете моряцкие песни.

Дворник Галактион складывал их в опрятные кучи.

На третий день восстания жертвой межклассовых противоречий стал сам Глеб Макарыч – в нем неожиданно опознали английского шпиона, но в ходе уточняющих допросов обнаружился германский след, ведущий в логово Третьего рейха. Всплыли личные связи с Герингом и любовные письма от Лени Рифеншталь. Глеба Макарыча повесили во дворе на детских качелях, и вялый ветер нехотя скрипел его телом.

Варвара Тихоновна, не прерывая неприличного времяпрепровождения с Иваном Дырочкиным и Варфоломеем Меняй-Копыто, объявила траур и заставила их надеть черные носки.