Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

ВЕДЕНЯПИН. Разумеется, никакой кузницей кадров я не занимаюсь. У меня два мотива. Первый: с благодарностью вспоминая семинар Аркадия Акимовича Штейнберга и другие семинары и студии, в которых я в молодости участвовал, я понимаю, что должны быть такие места, куда юный (а иногда и не очень юный) автор может прийти, чтобы побыть с теми, кого интересуют сходные вещи. Что-то обсудить. Задать какие-то вопросы. Ведущий может быть получше или похуже, но общение такого рода бесценно само по себе, по-моему. Это первая причина, почему я согласился вести такой семинар. Вторая – это уже ответ на вопрос, что это дает мне. Благодаря этому занятию я многое для себя сформулировал точнее. Как вы прекрасно знаете, самый лучший способ что-то выучить – начать это преподавать. Эти семинары ставят меня перед необходимостью быть в форме и уметь что-то внятное сказать, просто чтобы не осрамиться. Мой коллега по институту журналистики и литературного творчества, переводчик и поэт Владимир Борисович Микушевич, в одном разговоре сформулировал свою задачу как руководителя подобного мастер-класса так: «Моя главная цель в том, чтобы человек бросил писать». Радикально. Я так жестко не формулирую. По-моему, путь поэта – это судьба. Тут как с влюбленностями, женитьбами. Это судьба. Я не думаю, что моя ненавязчивая интервенция в область чужих попыток создать что-то «художественное» может быть разрушительной и решающей.

ГОРАЛИК. Мы подошли к 2000 году. Что происходило с вами в этот момент? В каком состоянии вы были?

ВЕДЕНЯПИН. В каком-то непонятном. Я уже говорил, что довольно остро переживал наступление нового тысячелетия. Я чувствовал, что какой-то этап моей жизни завершается.

ГОРАЛИК. Тексты, книжки?

ВЕДЕНЯПИН. Да. На фоне всяких личных (и общественных) событий и переживаний писались какие-то стихи. В 2002 году в издательстве ОГИ вышла моя книжка «Трава и дым». Это было важно. Была презентация в клубе «Проект ОГИ» в Потаповском переулке. Я все свои стихи помнил наизусть и прочитал все 42 стихотворения, не глядя в книжку. Внешне все было весьма успешно, послушать меня пришло много народу, но внутренне это было совершенно не успешно, потому что я неправильно читал, был слишком зажат. Только несколько стихов мне удалось прочитать хорошо, а остальные, мне кажется, звучали хуже, чем могли бы. Так или иначе после выхода этой книги начался другой этап моих отношений с литературным сообществом, что-то произошло. Вообще-то, начало 2000-х – трудные для меня времена и вместе с тем очень наполненные. Я это понимал тогда и понимаю сейчас. Благодаря определенным событиям я оказался выбитым из привычного ритма и выброшенным в такие области, в которых еще не был. В 2002, 2003 и 2004 годах было написано не так много стихов, но все написанное было для меня существенным. Я чувствовал, что что-то меняется, что-то со мной не просто как с человеком, а именно как с художником происходит, я определенно чувствовал какую-то «рубежность». Из интересных переводных работ я, кажется, в 2005 году, сделал короткий и чрезвычайно симпатичный роман «Утц» Брюса Чатвина, писателя, которого в Англии знают все, а у нас здесь почти никто. Он вышел сначала в «Иностранке», а пару лет назад отдельной книжкой. От перевода стихов я отказывался все более и более решительно. А в последние годы – и от перевода прозы. Что-то надломилось во мне. Я понимаю, что это благородный и – по крайней мере перевод прозы уж точно! – полезный и нужный труд, но не могу, прямо до дрожи… Ну вот, а в 2009 году я написал книжку, если можно так сказать, памяти моего детства, памяти 1960-х и моих родных. В ней есть и проза, и стихи. И даже фотографии.

ГОРАЛИК. Как возникла идея ее написать, как это сложилось?