Частные начала в уголовном праве

Более удачной представляется точка зрения А. Н. Красикова. В результате анализа института согласия потерпевшего автор приходит к следующим выводам: «Предпочтительной формой выражения согласия является письменная, но в отдельных случаях допускается и устная форма согласия (конклюдентная); момент признания согласия правомерным необходимо соотносить с фактом (моментом) адекватного уяснения и восприятия этого согласия сознанием другого лица»[207].

Заслуживает внимания позиция А. В. Сумачева. Исследователь отмечает: «Следует закрепить обязательную письменную форму выражения согласия в тех случаях, когда его результатом могут явиться нарушения права на жизнь, здоровье, телесную целостность организма либо иные существенные последствия для соглашающегося. Согласие на совершение иных деяний (небольшой и средней тяжести) возможно в конклюдентной (устной) форме»[208]. Соглашаясь с автором в том, что правоприменительная деятельность нуждается в конкретных научно обоснованных рекомендациях, трудно признать целесообразным выделения в качестве критерия оценки согласия категоризацию преступлений. Более разумным видится анализ дел частного и частно-публичного обвинения.

Думается, определение круга преступных деяний, уголовные дела по которым возбуждаются в порядке частного и частно-публичного обвинения, в настоящих условиях является чуть ли не единственным способом выражения частного интереса в уголовном праве. Пострадавшему лицу предоставляется возможность самостоятельно решать вопрос о возбуждении уголовного дела, а в делах частного обвинения – еще и о прекращении уголовно-правового преследования.

Поскольку решение этих вопросов находится в сфере частного интереса, считаем устную форму согласия пострадавшего допустимой только при совершении преступлений, дела по которым возбуждаются в порядке частного и частно-публичного обвинения. Если добровольное, действительное, конкретное, допустимое и серьезное согласие имело место в действительности, отношения между сторонами будут урегулированы частным образом, и совершенное с согласия пострадавшего деяние останется за рамками публичного уголовно-правового регулирования.

Истинность согласия. В русском языке под истинным понимается «то, что соответствует истине, содержит истину; точный, действительный, настоящий, несомненный»[209], «то, что верно, подлинно, точно, справедливо»[210]. Истина рассматривается как «адекватное отображение в сознании воспринимающего того, что существует объективно; то же, что правда»[211]. В философии под истиной понимается «верное, правильное отражение действительности в мысли, критерием которого в конечном счете является практика»[212]. Примечательно, что характеристика истинности относится именно к мыслям, а не к самим вещам и средствам языкового выражения.

Исходя из семасиологического анализа понятия истины, мы предлагаем выделить ряд условий, необходимых для признания согласия пострадавшего истинным.

Во-первых, согласие должно было выражено в серьезной форме и свидетельствовать о действительном волеизъявлении лица, его давшего.

Во-вторых, ввиду объективно-субъективного характера истинности представляется необходимым, чтобы выраженное пострадавшим согласие воспринималось как истинное волеизъявление лицом, к которому оно обращено.

Допустимость. В соответствии с семантикой данного термина согласие допустимо в том случае, если оно «возможно, позволительно, разрешено»[213]. Но так как согласие само по себе является формой выражения волеизъявления, направленного на разрешение или дозволение чего-либо, важной является проблема определения возможных пределов такого волеизъявления.

В теории уголовного права проблеме допустимости согласия пострадавшего уделяется большое внимание[214] , но при этом нет единства мнений относительно того, каковы реальные границы допустимости.

Думается, методологически оправдано рассмотрение признака допустимости в рамках анализа согласия пострадавшего как обстоятельства, исключающего преступность деяния.

Придерживаясь данного подхода, В. В. Сверчков отмечает: «Допустимость согласия означает то, что разумный размер вреда волеизъявления ограничен рамками закона. В этом случае развитие уголовного законодательства должно идти в соответствии с конституционным положением, закрепленным в ч. 2 ст. 45 Конституции РФ, и гласящим: “Каждый вправе защищать свои права и свободы всеми средствами, не запрещенными законом”»[215].

По мнению ученого, максимальное расширение рамок закона не превращает в объект причинения вреда человеческую жизнь. С первым утверждением автора трудно не согласиться. Как известно, одним из основных правовых принципов является положение, согласно которому деяние, разрешенное какой-либо отраслью права, не может быть преступным.