Все последующее происходит сразу после выстрела. Он не может оставаться там, в темном парадном. Лучше всего осмотреть свою рану и убедиться, что он не оставил следов крови. Где это сделать? Наверху — квартира Барнэби. И он идет туда, открывает дверь и включает свет. Вокруг него обмотана веревка — больше она ему не нужна. Он уже не может представить все так, как будто Флей приходил к нему, потому что Флей, возможно, в это время уже дает показания в полиции. Гримо отбрасывает веревку. Потом — осмотр раны. Желтое твидовое пальто все перепачкано кровью изнутри, кровь и на остальной одежде. Но входное отверстие or пули невелико. Гримо достает носовой платок и пластырь и заклеивает рану. Кароль Хорват, которого ничто не могло убить, плевать хотел на эту ерунду! Он тверд и решителен как никогда. Но в ванной комнате у Барнэби остались следы крови, и он пытается смыть их. Который час? О боже! Он опаздывает — уже без четверти десять! Скорее домой, пока его не схватили…
И он забывает выключить свет. Когда нагорело электричества на шиллинг и свет выключился, мы не знаем. Во всяком случае, минут сорок–сорок пять спустя свет еще горел и Розетта видела его.
Но по дороге домой, я думаю, к Гримо полностью вернулось самообладание. Кем бы ни был Гримо, по натуре он оставался игроком. Не стоит рисовать его одной черной краской. Он убил своего брата, но мне кажется, что он не смог бы убить своего друга или женщину, которую любил. Так где же выход? Есть только один шанс, крохотный, но шанс. Он заключается в следовании его первоначальному плану и в попытке представить дело так, будто Флей все же побывал у него и нанес ему рану в его собственном доме. Оружие осталось у Флея. Гримо скажет, а свидетели подтвердят, что он никуда не отлучался из дому весь вечер. Если они подтвердят, что Флей приходил к нему — пускай тогда полиция попробует что–нибудь доказать! А почему бы и нет? Снег? Он кончился, и следов Флея не осталось. Гримо отбросил веревку, которой Флей якобы должен был воспользоваться для бегства.
Флей выстрелил в него в девять сорок. Гримо вернулся домой около десяти. Как он вошел в дом, не оставив следов? Очень просто! Просто для человека с его здоровьем, лишь слегка раненого (а рана была нетяжелой и если бы он не делал того, что он сделал, то сейчас был бы жив, чтобы отправиться на виселицу). Он возвращается через черный ход и полуподвал. Каким образом? На ступеньках, ведущих вниз к полуподвалу, конечно, есть снег. Но над дверью нависает козырек, поэтому непосредственно перед входом снега нет, а расположен черный ход недалеко от дорожки, ведущей к соседнему дому. Он мог запрыгнуть с этой дорожки прямо на ступеньки, ведущие вниз. Вы помните звук, напоминающий падение тела, как раз перед тем, как раздался звонок в дверь?
— Но он же не звонил в дверь!
— Нет, звонил, но изнутри, зайдя с черного хода. Наверху его уже ждала Эрнестина Дюмон. Теперь они были готовы исполнить свой фокус.
— Да, — сказал Хедли, — вот мы и подошли к фокусу. Как же он был исполнен и откуда вам это известно?
— Откуда мне известно? — отозвался доктор Фелл. — Первое, что навело меня на размышления — это вес картины, — он лениво указал на прислоненный к стене холст. — Да, это был вес картины. Это было не слишком ценно, пока я не вспомнил кое–что еще…
— Вес картины? Да, картина, — пробормотал Хедли, — я совсем забыл о ней. Какова же ее роль в этом деле? Что Гримо собирался с ней делать?
— Это я и хотел выяснить.
— Но вес картины! Она весила не так уж много. Вы же сами поднимали и вертели ее одной рукой.
Доктор Фелл гордо распрямил плечи.
— Вот именно. Вы попали в самую точку! Я поднимал ее одной рукой и вертел ее… Так зачем же Гримо понадобились двое крепких мужчин, таксист и еще один, чтобы затащить ее наверх?
— Что?
— Да, именно так. Об этом нам говорили дважды. Гримо, забрав картину из мастерской Барнэби, легко отнес ее вниз по лестнице. Тем не менее, вернувшись домой с той же самой картиной, он был вынужден нанять двух человек для ее переноски. Где же она успела набрать столько веса? Картина не была вставлена под стекло — сами видите. Где был Гримо все это время — с утра, когда он купил картину, и почти до обеда, когда он вернулся домой? Это слишком большая вещь, чтобы таскать ее с собой просто так. И почему Гримо так настаивал на том, чтобы ее завернули?
Нетрудно догадаться, что он использовал картину для того, чтобы спрятать с ее помощью нечто, что грузчики занесли к нему вместе с картиной, сами о том не подозревая. Нечто в той же упаковке. Что–то очень большое — семь футов на четыре…
— Но там ничего не могло быть, — возразил Хедли, — иначе мы нашли бы это в комнате, не так ли? В любом случае, этот предмет должен быть абсолютно гладким, иначе он был бы заметен сквозь обертку. Что может быть таким большим — семь футов на четыре — и одновременно таким, что незаметно сквозь оберточную бумагу?
— Зеркало, — ответил доктор Фелл.
В наступившей тишине он поднялся с кресла и лениво продолжал.