Частный детектив. Выпуск 1

Возможно, что Флей был начеку и, увидев пистолет, пытался убежать, а может быть, он бросился на Гримо, и это случилось во время борьбы — мы этого уже не узнаем. Но Гримо допустил ужасную ошибку. Он выстрелил, и пуля попала не в грудь жертвы, а вошла ему под левую лопатку. Рана была смертельной, но не из тех, что вызывают мгновенную смерть. План Гримо рушился на глазах. Флей успел вскрикнуть, и Гримо уже мерещились голоса преследователей. Но он не потерял присутствия духа даже в эту трудную минуту. Он вложил пистолет в руку упавшего Флея. Потом взял моток веревки. Как бы то ни было, план должен был быть выполнен. Но у него не было времени, и он не хотел рисковать, стреляя еще раз. Он бросился вон из квартиры. Крыша — слышите, крыша! Крыша была его единственным шансом. Ему везде мерещились полицейские. Возможно, он вспомнил о трех могилах, затерянных в Карпатских горах. Итак, он вернулся на крышу дома Барнэби и спустился в его квартиру.

Только там он начал приходить в себя.

А что произошло за это время? Пьер Флей смертельно ранен, но у него железная закалка — ведь он пережил погребение заживо. Убийца скрылся. Но Флей не сдается. Он должен идти — идти к врачу. Помните, Хедли? Вы вчера спросили, почему он шел в дальний конец улицы, в тупик? Да потому что там (как мы узнали из газеты) жил врач, тот самый, к которому его потом отнесли. Он смертельно ранен и знает это, но он не побежден! Пистолет все еще в его руке — он сует его в карман, на всякий случай, и спускается вниз — из последних сил на пустынную улицу, где нет возможности даже поднять тревогу. Он идет…

Вы задавали себе вопрос: почему он шел посередине улицы и озирался по сторонам? Самым правдоподобным объяснением будет следующее: он знал, что убийца где–то рядом, и опасался нового нападения. Ему казалось, что посередине улицы он будет в большей безопасности. Впереди него шли двое. Он проходит освещенную витрину и видит впереди справа уличный фонарь…

Но где же Гримо? Он не обнаружил за собой погони, но все еще боится. Он не осмеливается выйти на крышу и посмотреть. Но постойте! Он не может удержаться от того, чтобы не проверить, как там — все ли спокойно? Он может выглянуть из парадного и уйти по улице, не так ли? В этом нет ничего опасного, поскольку дом, где обитает Барнэби, пуст.

Гримо потихоньку спускается вниз, открывает дверь, перед этим расстегнув пальто, чтобы намотать на себя веревку. И как раз под фонарем он видит Флея, медленно идущего посередине улицы, — человека, которого он всего минут десять назад оставил умирать в соседнем доме.

И это была последняя встреча братьев. Рубашка Гримо служила хорошей мишенью в свете фонаря, и Флей, теряя рассудок от боли и ярости, не колебался ни секунды. Он громко произносит: “Вторая пуля — тебе!”, вскидывает оружие и стреляет.

Это отнимает у него последние силы. У него сильное кровотечение. Он вскрикивает, выпускает из руки револьвер, которым пытался запустить в Гримо, и падает вниз лицом. Это, друзья мои, и был выстрел, который трое свидетелей слышали на Калиостро–стрит. Это был тот выстрел, которым Гримо был ранен в грудь прежде, чем успел закрыть дверь.

Глава 21 РАЗГАДКА

— А потом? — спросил Хедли, когда доктор Фелл умолк.

— Трое свидетелей, конечно, не видели Гримо, — ответил Фелл после долгой паузы, — потому что он не выходил за дверь и не приближался к лежащему посреди пустынной улицы человеку.

— Черт побери! — тихо сказал Хедли. — Это же все объясняет, но я бы никогда и не подумал, что… Простите. Продолжайте, Фелл!

— Гримо находится за дверью. Он знает, что ранен в грудь, но не знает, что это серьезно. Ему случалось переживать и не такое — мы это знаем. В конце концов, он получил рану — то, чего сам хотел. Но план его летит ко всем чертям! Но откуда ему было знать, что часы в витрине у ювелира врут? Он даже не уверен, что Флей мертв. Ему, конечно, повезло с этими часами, но он–то не догадывался об этом. Единственное, что он знает — это то, что Флей уже не будет найден в своей комнате как жертва самоубийства. Флей, возможно, лишь тяжело ранен и сможет говорить. Гримо в панике, он уже видит себя на виселице.