Он судорожно дернулся и, вытянувшись, затих, уставившись невидящими глазами на тусклую лампочку под потолком.
– Женя, – Сарычев протянул руку, кончиками пальцев коснулся щеки Тоболина и, словно ожегшись, отдернул ее, отшатнувшись назад. Все кончено, он остался один…
Утром тюремщик, как всегда открыв «кормушку», увидел Сарычева безучастно сидящим на полу около дощатого топчана, на котором лежало тело Тоболина.
– Бери жратву, – поставив поднос, буркнул бандит. – Чего молчишь? Буди приятеля.
– Он умер, – не поворачивая головы, ответил Павел.
Тюремщик захлопнул «кормушку» и ушел. Через несколько минут в коридоре раздался топот множества ног и дверь камеры распахнулась. Первого из вошедших гангстеров Сарычев встретил прямым правым в голову. Не успев даже вскрикнуть, бандит рухнул на пол. Ударив второго ногой в живот, есаул выскочил в коридор. Раздавая направо и налево удары, пинаясь ногами, он пробивался к лестнице, ведущей наверх. Кто-то попытался поймать его за ноги, и он лягнулся, попав незадачливому противнику каблуком по зубам. Костяшки пальцев уже были ободраны в кровь, успели дать по уху, порвать пиджак, но лестница казалась близкой – еще шаг или два!
И тут его свалили. Клубок тел, сцепившихся в яростной драке, покатился по каменным плитам коридора. Сарычев кусался, душил, бил, не обращая внимания на боль, но его все же скрутили и снова бросили в камеру, связав руки.
Тело Евгения вынесли, а в подвал зашли трое крепких парней и начали пинать Павла ногами, стараясь ударить как можно больнее, вымещая на нем злобу неудачи. Он успел упасть на левый бок, подтянуть колени к животу и закрыть руками голову, чтобы не дать им убить себя. Но, видимо, они и не стремились к этому. Оставив избитого пленника валяться на полу, громилы вышли, сняв с него стягивающую запястья веревку. Хлопнула дверь камеры, лязгнул закрытый замок.
Весь день Сарычев отлеживался на топчане, приходя в себя после неудачной попытки побега, – тело, казалось, превратилось в сплошной синяк и никак не удавалось найти удобной позы, чтобы нигде не отдавало острой болью. В его воспаленном мозгу одна за другой возникали картины страшной мести, и он, скрежеща зубами, гнал их прочь от себя, чтобы не сойти раньше времени с ума. К ночи, когда в подвале стало прохладнее, ему удалось забыться сном.
На следующий день в «кормушке», вместе с подносом, появилось лицо Антуана.
– Привет, – как ни в чем не бывало поздоровался он, скептически оглядывая узника. – Как дела?
– Твои будут хуже, – взяв миску с рисом, мрачно пообещал ему Сарычев. – Дай только срок.
– Дам, непременно дам, – развеселился Антуан. – Три дня. Вы тут шептались без устали и твой приятель наверняка выложил тайну «Будды». Поделись ей с нами и получишь свободу.
– Нет, не поделюсь, – доедая скудный завтрак, отказался есаул.
– Через три дня будем говорить иначе, – пообещал Антуан.
– Пошел ты к… – растянув в насмешливой улыбке покрытые кровавой коркой разбитые губы, послал его Сарычев.
– Торопишься следом за мальчишкой? Но ты так легко не отделаешься, учти!
– Учту, – буркнул Павел. – Забирай свой поднос и катись!
– Три дня! – захлопнув «кормушку», напомнил Антуан.
Закурив, Сарычев вновь начал методично осматривать камеру – навязчивая мысль о побеге не оставляла его. Бандиты слов на ветер бросать не станут – еще два-три дня и они всерьез примутся за него, а то и раньше начнут ломать кости. С перебитыми руками и ногами никуда не убежишь, а если еще, как Евгению, отобьют все внутренности?
Неожиданно внимание Сарычева привлекла параша. Вернее, обитая досками труба. Попытаться?
Ползая на коленях вокруг канализационного отверстия, Павел ощупал мокрые от нечистот доски и тщательно простукал их. Доски толстые, но под ними, похоже, пустота? Наверное, пробили отверстие, вставили трубу, а чтобы она не болталась, укрепили досками. Нечистоты стекали по короткой трубе в выгребную яму, а оттуда, самотеком, под горку? Нет, самотеком не могут, провоняет все вокруг. Но тогда должен быть люк, через который ассенизаторы очищают яму?
Достав сохраненную пилку, Сарычев начал резать доски, пытаясь вытащить трубу, – если ему это удастся, то потом дело пойдет быстрее. Пальцы болели, спина затекала от неудобной позы, противный запах забивал дыхание, но Павел упорно углублял и углублял канавку в сыром дереве и время от времени, обернув руку платком, чтобы не скользила, расшатывал трубу. Свое занятие он прервал, только услышав шаги тюремщика.
Откинулась крышка «кормушки» и появился поднос, на котором, рядом с миской риса, лежала газета.
– Антуан велел тебе внимательно прочесть, – осклабился тюремщик.
– Передай ему мою искреннюю благодарность, – язвительно заметил Сарычев, взяв газету.
Наскоро поев, он развернул пахнущие свежей типографской краской листы, не слушая, что бурчит его надзиратель.
Город жил привычными делами – реклама магазинов и увеселительных заведений, статья о политической обстановке в Европе, которую Павел не стал читать. Боевые действия на севере Китая? Это уже ближе, но тоже не так интересно. Зачем же Антуан прислал ему газету?