Частный сыск

Как все сразу становится понятным! Чернов же убил Никифорова, кто же еще? Вчера он сбежал, а сегодня… Вот именно… Почему сегодня, а не вчера? Раз он так хотел укокошить Анатолия Сергеевича, то почему не сделал это в первую очередь, а сначала навестил Наташу и сам же рассказал ей про Никифорова?

Близко, близко, но что-то не сходится… А верней, ничего не сходится. Опять глупость, вопреки логике, вопреки здравому смыслу. Вот если только считать изначально, что Чернов — псих, тогда другое дело. Да и псих психу рознь. Бывают психи-дураки, но существуют же и другие, гораздо опаснее дураков, — психи умные. Они все прекрасно соображают, просто мозги у них повернуты не в ту сторону.

Чернов не дурак, это сто процентов. Значит, умный псих? Значит, просчитать его действия невозможно?… Сегодня он пощадил своего обвинителя, великодушно сжалился над ним, а завтра… Он же может вернуться… А там Витя с Инночкой… «Так что же я здесь сижу?»

Наташа бросилась на веранду, решительно распахнула дверь, и это не ускользнуло от зорких глазищ мохнатых чудовищ. Собаки напряглись, зарычали громче и угрожающе. Они ждали, когда жертва выйдет из дома, внешним своим спокойствием выманивали ее, боясь спугнуть резким движением.

Это все равно что идти по минному полю, где мины закопаны через шаг и нет ни единого шанса остаться в живых…

Наташа вынуждена была отступить, сдаться. Силы явно не равны. Если ее растерзают, это никак не поможет родным.

«С Витей и Инночкой все в порядке, — успокаивала она себя, с опаской обходя раскинувшееся на полу мертвое тело. — Они уже погуляли, пообедали и сейчас смотрят телевизор…»

И вдруг рычание сменилось радостным лаем. Да-да, радостным, не было в нем ни капли агрессии, ни капли ненависти.

Кто-то в куртке-«аляске» с надвинутым на глаза капюшоном вошел в ворота, и этого кого-то собаки обступили со всех сторон, завиляли хвостами, запрыгали на задних лапах… Они признали его, они ему жаловались… А он присел на корточки и гладил их огромные плюшевые морды, ласково почесывал за обвислыми беспородными ушами…

И Наташа уже не смогла тронуться с места, ее будто паралич разбил. Не зная, то ли бросаться к незнакомцу и благодарить его за счастливое спасение, то ли прятаться от него в самый темный закуток кладовки, она стояла посреди громадного холла и слушала, как приближаются шаги. Вот он поднимается по скрипучей лестнице, а вот и притопывает, стряхивая снег с подошв.

— Ну что вы, мои хорошие? Рады, рады, да? Ох, как мы рады! — наконец долетел до Наташи его голос. — А где наш хозяин? Дым из трубы валит, а хозяин не встречает!.. Дружок, это ты так вырос? Ох, какой!..

И она узнала этот голос.

Чернов!..

Он долго и безмолвно смотрел себе под ноги, не замечая, что начавшая уже запекаться кровь липла к его ботинкам. Потом поднял растерянный и какой-то беспомощный взгляд на Наташу, увидел ее исцарапанное, в ссадинах лицо, перебинтованную руку, рваные штанины джинсов…

— 3-за-зачем вы?… — заикаясь, еле слышно произнес он. — 3-зачем вы эт-то?… Зачем?…

— Что?… — Наташа невольно начала пятиться, а Чернов так же невольно на нее наступать, повторяя, словно молитву:

— Зач-чем вы? Так это вы? Но зач-чем?…

«Он что думает? Что это я зарубила Никифорова? Точно — псих. Или же… Сам убил и тут же забыл про это? Такое случается у ненормальных…»

— Убийцу часто тянет на место преступления, не так ли? — Из ее груди вырвался нервный смешок.

— Зачем же?… — жалко развел руками Григорий. — Это вы… Что он вам сделал?…

— Забыл что-то, Чернов? Следы пришел замести? Ну-ну, давай, давай, я тебе мешать не буду!..

— Это не я… Не я!.. — Чернов оглянулся на труп, и голос его дрогнул: — Господи, сколько ж можно?… Прости, Толька!.. Ты из-за меня!.. Из-за меня!.. — И он с ненавистью уставился на Наташу: — Я вам вчера все сказал!.. Тебе, сука! Про Тольку никто не знал, только я и ты!.. И ты его… Сука, ты его…

Они стояли друг против друга как вкопанные, будто между ними выросла прозрачная, но крепкая стена.

— Чернов!..

— Сука!.. — Из глаз Григория брызнули слезы. — Ты же сука!.. Это ты все подстроила!.. Ты дергала за ниточки!.. Ну да, конечно! Все под рукой!.. Хочешь — двинула влево, а хочешь — вправо!.. А где же твой Порогин? Что же он? Струсил?

Такую растерянность и скорбь не сыграть ни одному актеру, даже самому великому.

— Я ничего не понимаю, — потрясенно выдохнул Чернов. — Я не понимаю…

Нет, он не опасен, он не будет убивать. Он заблудился, и ему нужна помощь. И единственным человеком, кто сейчас может помочь ему…

— Так кто еще мог знать об этом?

— Сам Толька… А еще его знакомый, Кирилл…

— Что за Кирилл?

— В тот день, пятого апреля, на дачу они ко мне вдвоем приезжали. Я Кирилла видел в первый, и последний, раз.

— А фамилия?

— Кажется, он называл, но я не помню… — Чернов покачал головой. — Нет, не помню…

— А что с той магнитофонной записью? Откуда она взялась?

— Могу только догадываться…

— И о чем же вы догадываетесь?

Григорий подавленно молчал.

— Он? — Наташа кивнула на труп.