Частный сыск

— Найн, Гриша, ты не прав, — Кунце мягким! взмахом руки прервал Чернова. — Я знать, вы, русские, думаете об СС не очень хорошо…

— Мягко сказано, блин. — Григорий невольно отшатнулся от Хайнца. — Они же звери! Убийцы! Оки же людей тысячами…

— Есть плохой человек, а есть хороший. Плохой убивает без войны. Хороший не может убить на войне.

— Слышали-слышали!.. Разумеется, твоему дедульке неохота было признаваться, когда вы войну проиграли. Вот и корчит теперь из себя праведника, а сам…

— Он уже в земле. Семнадцать лет прошло, — понурил голову Кунце. — Он не корчил. Он говорил мне, что убивал. Много убивал. Он работал на фронте, на передовой.

— Надо же! — возмущенно хлопнул себя по коленям Григорий. — Он еще и хвастался! Ребенку хвастался, тварь такая!

— Найн! Он не хотеть вспоминал! — Хайнц разволновался и оттого начал безбожно пугаться. — Это было невыносимо для гроссфатер! Невыносимой него выхода не было! Не было!.. Он говорить, что это трудно — шиссен… м-м-м… стрелять. Это очень трудно. Он приходить с война белый!

— Седой?

— Я-я, седой! А ему было двадцать пять лет! Совсем седой! Он верил в Бога! Это война! Нет правого, нет виноватого! — Немец с обиды закусил губу. — Вот ты, Гриша, ты! Ты арбайтен полицай, так?

— В милиции. Когда-то. Ну?

— Милицай-полицай, какая, на хрен, разница?

Чернов опустил глаза. Ему больше не хотелось говорить на эту тему, сердце его заныло тоскливо и… будто перевернулось.

— Ты стрелять по человеку? Стрелять? — спросил Хайнц, и после небольшой паузы, во время которой он пристально смотрел на Григория, его вопрос трансформировался в утверждение: — Ты стрелял по человеку…

Чернов молчал.

— У меня тоже был момент. — Кунце запустил руку под нары, нащупал свой ботинок, вынул из него «нюхачок» и, отделив крохотный кусочек, аккуратно вложил его в ноздрю. — Так, знаешь, самооборона. У нас в Германии ты имеешь право на пистолет. Конечно, с разрешения власти. Апчхи! — «Нюхачок» подействовал. У Хайнца даже слезы брызнули из глаз. — Попробуй, Гриша.

— Нет-нет, не буду… — замотал головой Чернов, но «нюхачок» взял и уже через минуту чихал вместе с немцем.

— Но я… — удовлетворенно выдохнул Кунце и отправил ботинок на прежнее место. — У меня был пистолет. И я ходить с ним по улице. Ходить год, ходить два. А один день я встретил двух молодых мужчин. Они имели нож. Они хотели от меня деньги. И я достать пистолет, направить на них. А они так испугаться, что не могли бежать. Вот так стоять и смотреть. Я им говорю: «Пошли на хрен!» А они стоять. А потом, когда они поняли, что я не буду стрелять… они опять стали приближаться… Я кричать: «Не надо! Не подходить!» И не могу, Гриша, стрелять. Не могу! Раньше думал, что могу, а тогда…

— Ну и чем все это закончилось?

— Они взяли мои деньги, они взяли мой пистолет… — рассеянно улыбнулся Хайнц. — Они долго били меня… Сильно, Гриша, били… Три ребра крах! Двух зубов нет… И знаешь, я был счастлив! Да-да, я плакал от счастья!

— Так ты мазохист? — присвистнул Григорий. — Не знал, старичок, не знал…

— Я был счастлив, что не убил! — воскликнул Кунце. — Я спас жизни двух человек!

— Да тебе ордена Красного Знамени за это мало.

— Молодой был… — Немец пропустил юмор Григория мимо ушей. — А потом я жалел, что не убил. Сильно жалел. Они унизили. Они растоптали мою гордость.

— Так уж и растоптали…

— Я с того дня изменился, Гриша. Да-да, изменился. Я теперь боюсь. Всего боюсь. Я стал трус…

— Брось, старичок. Трус наркотики перевозить через кордон не станет.

— А я и попался, потому что трус. Они увидели страх в моих глазах! Если бы была машина времени… Если бы пойти в тот день и выстрелить… Я так часто фантазир… фант…

— Фантазировал, — подсказал Чернов.

— Я фантазировал, что убить этих двух мужчин, — горячечно зашептал Кунце. — Я даже фантазировал, что буду делать с трупами… Я их закапывать в землю… Я их сжигать… Я их бросать в канализация… Я их… Ты поправляй меня, если я неправильно по-русски.

— Растворить в кислоте можно, — в тон ему внес предложение Чернов.

— Откуда кислота? У меня не было в тот день кислоты! Это была пустая улица, но самый центр города! У меня было мало цайт!

— А-а-а, так ты в самделишных обстоятельствах фантазировал?

— Самделишн… — не понял немец.

— Ну в настоящих, как бы было на самом деле?

— Да, конечно! Чего я только не выдумывать, но полиция меня ловить. Я оставлять следы. Рано или поздно трупы находили…

— Идеальных убийств не бывает.

— А что бы ты сделал на моем месте?

— Я? Наверное, тоже стрелять бы не стал. А вообще, не знаю…

— А если бы выстрелить?

— Вызвал бы «скорую» помощь, в милицию бы позвонил…

— Нет, не так! — азартно потер ладони Хайнц. — Ты не хочешь полицай! Ты хочешь скрыть следы!

— Да на кой мне это надо, следы-то скрывать? — незаметно для самого себя Григорий вдруг принял правила игры. — Они же с ножом на меня полезли, а не я на них!.. Это же ограбление, и я имею право на самооборону. Разумеется, в допустимых пределах.

— А кто может определять этот предел?

— Кто-кто… Следствие…