— Это так, Гриша! У тебя открытая душа, ты честный, искренний парень! У тебя получится, надо только свыкнуться с этим, перетерпеть!
— С чем свыкнуться?… — Григорий осекся, до него начало помаленьку доходить.
— Да-да, Гриша… — Артур смешно сложил губы трубочкой. — Хочешь жить, умей вертеться. А хочешь хорошо жить…
— А ты? — Чернов заскрежетал зубами. — Ты уже?
— Еще нет, — успокоил его Канин. — Но, вероятно, придется в самое ближайшее время. У меня нет иного выхода…
— Но это же подло!
— А то, что вокруг нас творится, — не подло?
Григорий не знал, что на это ответить. Ему раньше и в голову не приходило, что в его жизни вдруг может появиться выбор: либо стучать, либо… А что-либо?
— Тебя оставят в Лефортове, тебе дадут кучу поблажек, — будто прочел его мысли Канин, — ты будешь в полной безопасности, никто и пальцем не посмеет тебя тронуть. Таковы уж здешние законы. Ты как бы поступаешь к ним на службу, и они заботятся о тебе… Поверь, Гриша, это лучше, чем зарабатывать себе туберкулез на лесоповале и позволять какому-нибудь здоровиле гомику ежедневно прочищать тебе дымоход. Согласись, это просто небо и земля… Это рай!.. Это отель «Парадиз»!..
Чернов подавленно молчал.
— И будем мы с тобой на пару, как два дятла… — Артур постучал костяшками пальцев по стене. — Ничего, Гриш. Привычка — вторая натура.
ПРИГОВОР
— Ну, Клюева! Ну, знаешь ли! — Начальник отделения милиции Глыбов все никак не мог отсмеяться, и чуть ли не ежеминутно его тело заходилось в беззвучной тряске. — Ну-ка, пошли со мной! Хе-хе-хе!.. Прямо вечер юмора? Прямо Ефим Шифрин, мать его за ногу! — Тарапунька и Штепсель!..
— Что на этот раз? — Наташа перегородила собой выход из кабинета. — Василь Федорыч, объясните…
— Пошли-пошли. — Глыбов находился в добрейшем расположении духа, что случалось с ним крайне редко. — Все тебе покажу, хе-хе, все тебе расскажу… — И он вновь разразился здоровым, раскатистым смехом.
Они спустились в подвальное помещение, где располагались камеры предварительного заключения.
— Сынок, открой пятую, — попросил (не приказал) Глыбов молоденького сержантика.
Ленька, Верочка, двойник Ленина, водитель автобуса и двое широкоплечих парней в плащах сидели на полу, рядком вдоль стены. Яркий свет из дверного проема бил в лицо, и они жмурились.
— Вот полюбуйся, Клюева! Вся шатия-братия в сборе! Взяли с поличным на месте преступления.
— При задержании сопротивления не оказывали… — буркнул Леня, виновато поглядывая на старшую сестру. — Мы вообще шутили…
— Безобидная такая шуточка-прибауточка, — иронично согласился с ним Глыбов.
— А что они натворили? — тихо спросила Наташа.
— Да так, ничего особенного. Показывали иностранным туристам настоящий труп Ленина. — И Глыбов многозначительно добавил: — За деньги. И дело поставили на широкую ногу, капитально, на века. Один рейс — две тысячи долларов. А сегодня япошек накололи еще на три с половиной, за видеосъемку.
— Как это — настоящий? — не поняла Наташа. — А тот, что в мавзолее?…
— Выходит, искусственный. — Глыбов изучающе осмотрел на двойника. — Тимофей Иванович, ну вы-то взрослый уже человек, вас даже по телевизору показывают!.. А с пацанами связались, глупостями занимаетесь… Не стыдно, а?
— Стыдно, когда видно, — сбалагурил лже-Ленин высморкался в носовой платок.
— Оно и видно, что ума нет — считай, калека, — покачал головой Глыбов.
— Это Верочка… — кивнул на подружку Леня. — Отпустите ее, она тут ни при чем…
— Верочка? — преувеличенно удивилась Наташа. — Ты же еще неделю назад с Лариской гулял!
— С кем, с кем? — ощерилась Верочка. — С кем ты неделю назад гулял, скотина?
— Да не слушай ты ее! — Парень залился пунцовой краской. — Врет она все! Ни с кем я…
— А знаешь, Клюева, на чем они прокололись? — сам того не подозревая, Глыбов пришел Лене на выручку. — Одна из экскурсанток, престарелая гражданка Великобритании, таскала с собой собачонку, а нашего глубокоуважаемого Тимофея Ивановича с детства аллергия на собачью шерсть.
— Да-да, есть такой грешок, — печально улыбнулся дворник.
— А по вашей милости старушку ту в больницу пришлось отправить в бессознательном состоянии! Сердечный приступ у нее случился на нервной почве.
— Мы больше не бу-у-удем… — в один голос заканючили парни в плащах.
— Конечно, как за решеткой очутились, так все вмиг хорошие стали. — У Глыбова никак не получалось по-настоящему рассердиться. — «Не бу-у-удем…» Как в детском саду, ей-богу! Ну что мне с вами делать?
И он таинственно замолчал, как бы впал в задумчивость.
Задержанные смотрели на него с мольбой о пощаде.
— Значит, так… — наконец решил Глыбов. — Катитесь к едрене фене, и чтоб я вас никогда больше не видел! Понятно? Все свободны! Живо, марш отсюда, пока я добрый! Сержант, пропусти их!
Через секунду камера опустела. Все вымелись с такой скоростью, что Наташу даже обдало легким ветерком. Последним, словно нехотя, покидал застенки Леонид, ему еще предстояло длительное и неловкое объяснение с Верочкой по поводу «какой-то там», но тем не менее реально существовавшей Ларисы.
Впрочем, сознание того, что он на свободе, прибавляло парню уверенности.