— А тебя, дружок, я попрошу остаться, — менторским тоном произнесла Наташа.
— Клюева, разбирайся со своим братцем где-нибудь в другом месте, — поморщился Глыбов. — У меня тут не комната матери и ребенка.
— Василий Федорович, я убедительно вас прошу посадить Леонида на пятнадцать суток.
— Чего? — Глыбов так и открыл рот от изумления.
— Ты идешь или нет? — крикнула возлюбленному с лестницы Верочка — Че ты там встал, как баран?
— Отправляйся к маме, милая, — сказала ей Наташа. — А Леонид останется здесь.
— Никакая я вам не милая! — огрызнулась Верочка. — Вот еще, блин!..
— Погоди, Клюева, — растерянно пробормотал Глыбов. — Так ты всерьез?
— Абсолютно.
— Не узнаю тебя… То ты в ногах валяешься, чтобы я освободил Леньку, всяких Дежкиных на меня насылаешь, а то вдруг сама… Не узнаю…
А Наташа уже ввела брата обратно в камеру, захлопнула дверь и задвинула засов. Леня не издал ни звука, настолько был ошарашен поведением сестры.
— Ну ладно, уговорила… — В такой ситуации милиционер оказался впервые и ощущал себя не очень комфортно. — Пятнадцать так пятнадцать… В принципе можно и больше…
— Больше? — Наташа уперла руки в боки. — Сколько?
— Да сколько угодно, как договоримся…
— Прекрасно, — она поцарапала ноготками дверь. — Ленечка, детка, ты слышал, что сказал дядя Вася?
— Наташка, ты что, охренела? — Братишка вдруг будто ожил. — Отпирай, дура! Хватит меня запугивать!
— Ты не забыл, где я работаю? — ласково спросила Наташа. — А кем? Правильно, прокурором. Так вот, как прокурор, я приговариваю тебя… приговариваю тебя к… — Она запнулась, что-то прикидывая уме.
Глыбов стоял рядом и улыбался. Дурак дураком.
— Так, ага-ага, путем поглощения меньшего наказания большим я приговариваю тебя… все сходится к двум годам лишения свободы с отбыванием срока заключения в камере номер пять. — Наташа на всякий случай еще раз сверилась с табличкой на двери. — Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
— А конфискацию имущества не упустила? — презрительно хмыкнул Леня.
— У тебя есть последнее слово, братец.
— Да пошла ты!.. Тоже мне, сестра называется…
— Очень хорошо, — Наташа приобняла Глыбова за талию. — Товарищ начальник, что вы делаете в этот уик-энд?
— Я?… Что я делаю?… Так это… свободен.
— Помнится, вы когда-то предлагали мне съездить за город на шашлычок?
— Было-было, предлагал…
— Надеюсь, это предложение остается в силе?
Глыбов был добит. Он уже не совсем понимал, что происходит.
— Да-да, конечно… А Леньку-то когда выпускать?
— Как — когда? Вы разве не слышали приговор?
— Через два года?!
— Очень вас прошу, не раньше. А насчет кормежки не беспокойтесь, я скажу маме, она будет носить передачи.
ВЕРБОВКА
Пророчество Артура сбылось следующей ночью, когда дверь камеры распахнулась и верзила контролер громко гаркнул:
— Канин, на выход!
— С вещами? — тонко пошутил Артур, с трудом разлепляя сонные глаза.
— С херами! — выдал ответную остроту конвоир. — На допрос, живо!
Чернов остался один, и, как ни пытался, вновь уснуть ему не удавалось. В его душе усиливалась какая-то смутная, неопределенная тревога. Неужели Канину сейчас сделают предложение, от которого тот не сможет отказаться? Ведь раньше его не водили на ночные допросы… Неужели Артур вернется в камеру совершенно другим человеком и уже нельзя с ним будет поговорить по душам?… Как это мерзко и страшно.
Сам же Чернов принял бесповоротное решение: он стучать не будет. Никогда! Ни за какие коврижки и поблажки!
Он лежал на нарах, закинув руки за голову, и смотрел на тусклую лампочку, которая не гасла ни днем, ни ночью. И что мотыльки находят в этих лампочках, чем они так привлекательны?
Звякнул дверной засов. Сколько же времени прошло? Вроде не больше десяти минут. Быстро же Канин обо всем договорился… Видно, долго его упрашивать не пришлось.
Но вместо Артура в камеру вошли двое незнакомых мужчин в погонах. Один прапорщик, другой — капитан.
— Григорий Михайлович? — Капитан, худенький дядечка лет сорока с тронутыми сединой висками, шагнул к Чернову и протянул ему открытую ладонь.
Чернов рефлекторно ее пожал.
— Примите наши извинения за столь поздний визит. — Подтянув брюки, капитан сел на канинские нары.
— Другого времени выкроить не смогли, — скромно потупился прапорщик, молодой парень с лицом абитуриента гуманитарного вуза, и пристроился рядом со старшим по званию.
— Здрасьте… — Григорий тоже сел.
Несколько секунд провели в молчании. Гости с профессиональным любопытством рассматривали Чернова, будто он был выставлен экспонатом кунсткамеры.
— Так вот вы, значит, какой, — наконец сказал капитан.
— Какой? — вскинул брови Григорий.
— Кормят вас хорошо? — спросил прапорщик.
— Нормально…
— Ну да, ну да… А насекомые не беспокоят? В смысле вошки-мандавошки?
— Нет, меня раствором обработали.
— На прогулки ходите регулярно?
— Да…
— А что у нас со здоровьечком? На что-нибудь жалуетесь?
— Нет…
— И голова не болит? Желудочек не расстраивается?
— Все нормально…
— А охрана? Быть может, она занимается рукоприкладством? Вымогает у вас деньги? Говорите, не бойтесь.
— Я и не боюсь… — смутился Чернов. — С охранниками никаких проблем… Спасибо.