Частный сыск

— Ты мне рот не затыкай, — обиделся глава семейства, — я с Натальей Михайловной поздороваться хочу.

— Здравствуйте, Федор Иванович! — сказала Наташа. — Не виделись мы и вправду давно, но вы не меняетесь. Все такой же интересный мужчина.

— Ну, — зарделся Дежкин, — не преувеличивайте.

Максим и Лена поглядели друг на друга и перемигнулись.

— Я в комнате накрывать не стала, — сообщила Клавдия, — решила: посидим на кухне, по-домашнему. Не возражаешь?

Кухня в квартире Дежкиных служила одновременно и гостиной, это Наташа уяснила для себя давным-давно. Здесь было уютно, и чувствовалось, что жизнь семейства протекает именно тут.

На столе стоял электрический самовар, несколько вазочек с вареньем и на тарелке дымилась высокая горка блинов.

— Самовар я для красоты поставила, — сказала хозяйка, — а чайник уже поспел. Садись где удобнее.

— …Вот что, Клавдия Васильевна, — произнесла гостья, когда первая порция блинов была съедена и все расслабились, и можно было наконец обратиться к рабочим проблемам, не опасаясь, что разговор будет докучать остальным членам семейства.

Все разбрелись, кто куда: Федор Иванович отправился читать газеты у телеэкрана, Максим возвратился к азартной компьютерной игре, а Леночка, запершись в своей комнате, повисла на телефоне, и до слуха Наташи доносились обрывки фраз: «А правда, он симпатичный?… Ну мне, конечно, наплевать, но Колтуцкая так за ним бегает, аж неприлично!..» Словом, Клюева и Дежкина остались вдвоем у самовара, и Клавдия кивнула Наташе: ну давай, мол, выкладывай, что у тебя за проблемы, и Наташа, приободрившись, произнесла:

— Вот что, Клавдия Васильевна, мне очень нужен ваш совет. Даже не знаю, с чего начать…

— А ты не волнуйся и начни с начала.

— Если бы я могла понять, где оно, это начало! — вздохнула Клюева. — Еще вчера мне казалось, что все яснее ясного, а теперь… Я запуталась. Вы помните, я вам вкратце рассказывала об обстоятельствах дела о контрабанде в Шереметьеве?

— Разумеется. И Игорь мне рассказывал, Порогин, который следствие вел. Так что, можно сказать, я-человек всесторонне информированный.

Наташа задумчиво повертела в руках чайную ложечку.

— Все документы свидетельствуют о том, что главарем банды был некий бывший кавалерист…

— Чернов, насколько мне помнится…

— Именно. Система доказательств его вины железная. Я еще удивлялась, насколько грамотно факты уложены в единый узор… А теперь…

— Разве что-то изменилось?

— Нет, — замотала головой Наташа. — Чем больше я перечитываю материалы, тем больше убеждаюсь в виновности этого Чернова. И на суде я его таким увидела, каким ожидала увидеть: знаете, тяжелые черты лица, вот так опущенные уголки рта, а взгляд прямо-таки звериный, до того злобный!..

И он сам признается во всех совершенных им преступлениях, ни от одного не отказывается, прямо как по маслу!..

Клавдия внимательно поглядела на собеседницу и выдержала паузу, прежде чем произнести:

— Так что же тебя смущает, Наташенька?…

— Если бы я могла понять!.. — отчаянно повторила Клюева. — Слишком гладко все получается. Есть преступления, есть преступник, все доказано, свидетельские показания не подлежат сомнению… Все правильно! И все-таки…

— Да?

— Клавдия Васильевна, — Наташа с отчаянием ухватила Дежки ну за руку и заглянула в глаза, — скажите, часто ли вы встречались с тем, чтобы на суде человек изо всех сил старался казаться хуже, чем он есть на самом деле?…

— Что ты имеешь в виду?

— Он, этот Чернов, не говорит, а огрызается. Во время процесса он глядит на меня, государственного обвинителя, с такой неприкрытой ненавистью, с таким презрением, словно жаждет, чтобы я была максимально настроена против него, чтобы настаивала на высшей мере наказания. Он совершенно игнорирует любые попытки собственного адвоката хоть как-то смягчить его участь…

— Что ж, чужая душа — потемки, — уклончиво отвечала Клавдия. — Не забывай, что у него на счету два убийства, организация настоящего подпольного картеля. Может, человека совесть замучила…

— Что-то не похоже. Я не заметила в его поведении ничего, что свидетельствовало бы о раскаянии. Напротив, он ведет себя чрезвычайно вызывающе, явно понимая, что губит себя!..

— Ну, значит, изображает сильную личность. Я сталкивалась с подобным. Преступник с психологией сверхчеловека. Мол, все вокруг — насекомые, и он один вправе решать, кому жить, кому — нет, кого казнить, кого — миловать. Это как раз достаточно характерно для закоренелых убийц — презрительное отношение ко всем и вся, надменность, агрессивность…