— Слышу-слышу… И не только я, они тоже… — Чернов лежал, уткнувшись носом в подушку. — Отстань, замолчи, заткнись…
Канину пришлось прилечь рядом с сокамерником, хоть душа его и противилась этому, и горячечно зашептать ему в ухо:
— Это же твой единственный шанс, как ты не понимаешь? Они же дважды никогда не предлагают! Ни-ког-да! Это даже ребенок знает!..
— Я не буду стучать… — сквозь зубы процедил Чернов. — Я всегда таких сволочей презирал, за людей не считал…
И тут Артур произнес слова, мгновенно скрасившие беспросветность создавшейся ситуации и ставшие для Григория решающими:
— А ты пойди на уловочку, на ухищреньице. Дай согласие, подмахни бумажку, а дальше — поступай, как тебе будет угодно. Хочешь — стучи, не хочешь — Да ради Бога! Кто тебя проверит?
— Но все же будут знать…
— Подумаешь — все!.. Сам-то будешь уверен, что ты не стукач. И потом, что тебе дороже, мудак? Собственная шкура или общественное мнение?
Спустя три дня история повторилась. Канина якобы увели на допрос (на самом деле — в соседнюю камеру), а Чернова навестили старые друзья-знакомые.
Как и в прошлый раз, они вели себя с издевательской вежливостью, вставляя в разговор, казалось бы, несвойственные лексикону людей в погонах словечки типа «отнюдь», «уважаемый» и «сударь».
«Наверное, их где-нибудь этому учили, — думал Григорий, пробегая глазами текст официального бланка. — На самородков они не похожи…»
— Ознакомились? — полюбопытствовал капитан.
— Да…
— А теперь вот здесь, — прапорщик пальцем указал нужную графу. — Прошу вас, поотчетливей.
В душе Григория вновь вспыхнул протест, но вспыхнул не очень сильно и вскоре был потушен. Через мгновение Чернов заверил своей подписью согласие на «добровольное содействие следственным органам».
— Порядок. — Капитан убрал документ в папку и расслабленно улыбнулся. — А ручку можете оставить себе. Дарю.
ЧТО-ТО НЕ ТАК
— Да? Наташенька! Здравствуй, милая. Рада тебя слышать. Что-то в последнее время мы общаемся исключительно по телефону.
— Представьте, Клавдия Васильевна, я как раз звоню для того, чтобы просить о встрече.
— По-моему, замечательная идея!..
— Хотела бы пригласить вас на ужин, однако… — Наташа помялась. — Однако у меня дома не совсем удачно складывается ситуация… Ну вы понимаете…
— Мелкие семейные проблемы, — раздался в трубке успокаивающий голос Дежкиной. — Ничего, не расстраивайся, все молодые пары проходят через это. Что ж, есть встречное предложение. Сегодня у меня блины с вареньем. Как ты относишься к блинам? Надеюсь, не на диете?
— О нет! — радостно отозвалась Наташа. — Я больше всего на свете люблю блины с вареньем.
— Вот и славно. Ты еще не забыла, где я живу?
Спустя некоторое время Клюева легко соскочила с подножки переполненного автобуса и, сверяясь с записью на тетрадном листке, отыскала нужный дом.
Старуха, сидевшая на балконе второго этажа, поздоровалась с ней, как со старой знакомой, однако взгляд ее оставался при этом цепким и подозрительным.
Поднявшись в лифте на нужный этаж, Наташа извлекла из сумочки небольшой сверток и лишь после этого позвонила в дверь.
— Бегу, бегу!.. — донеслось из квартиры.
Послышалось стремительное шарканье шлепанцев («Ох, уж эти современные жилые дома с их „повышенной“ звукоизоляцией!..» — успела подумать Клюева), щелкнул замок, и дверь распахнулась.
На пороге, в цветастом фартуке, широко улыбаясь, стояла Дежкина.
— Наташенька! — радостно воскликнула она и, приобняв за шею, звонко чмокнула Клюеву в щеку. — Вот и замечательно!.. Как раз вовремя. Проходи скорее! О! — восхитилась она, развернув сверток и увидав красиво инкрустированную шкатулочку. — Какая прелесть. Это мне?
Наташе всегда нравилось, как естественно принимала Дежкина подарки и сувениры, цветы ко дню рождения и безделушки к Восьмому марта, радуясь им, будто ребенок, и никогда не изображая кокетливую застенчивость: мол, ну что вы, ах, зачем тратились и прочее.
Клюева кивнула и переступила порог квартиры.
В коридор навстречу гостье высыпали домочадцы.
Дети — Максим и Леночка — расплылись в улыбках, а супруг Федор Иванович остановился в дверях кухни и стал солидно прокашливаться, готовясь к приветствию.
Наташу всегда забавляло, каким образом распределялись роли в семействе Дежкиных.
Федор Иванович был, так сказать, официальным главой дома. Он всегда восседал за обеденным столом на почетном месте, первым начинал трапезу и авторитетно высказывался по всем без исключения вопросам, касающимся как внутрисемейных дел, так и глобальных общеполитических проблем, ни секунды не сомневаясь при этом, что его мнение интересно всем и каждому и для всех имеет решающее значение.
Остальные уважительно заглядывали ему в рот, но делали все по-своему.
Зато с Клавдией все обязательно спорили, сын снисходительно хмыкал, дочь скептически подергивала плечиками, Федор Иванович раздраженно отмахивался, но делали именно так, как она говорила.
— Здравствуйте, Наталья Михайловна, — выступая на авансцену, пробасил Дежкин, — давненько вы к нам не заглядывали, ой давненько!..
— Погоди, — всплеснула руками Клавдия, — дай человеку в квартиру войти сначала!