Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

«Да, это вам не английские сады, — снова подумал он. — Совсем другая атмосфера». Он попытался мысленно описать ее: «Соткана волшебством, колдовскими чарами и, конечно, самой красотой — языческой и целомудренной. Будто декорация для античного спектакля — с фавнами[224] и нимфами[225]… Спектакля, насквозь пропитанного атмосферой страха. А ведь действительно, — подумал он, — в этой красоте есть что-то зловещее. Что же такое мне рассказывала сестра Спенса? Что-то про убийство, совершенное здесь много лет назад… Значит, эта земля пропитана кровью. Кровь, которая в конце концов стерлась из памяти, настолько стерлась, что сюда пригласили Майкла Гарфилда, чтобы он построил здесь, на крови, сказку. А старая леди, оплатила все расходы…»

Ему наконец удалось разглядеть, что на той стороне рядом с золотисто-багряным кустом стоит молодой человек. Пуаро отметил про себя, что молодой человек необычайно красив, и тут же с досадой подумал, что по нынешним временам отзываться так о молодых людях — крайне дурной тон. Теперь следовало говорить: «очень сексуален» или «безумно интересен». Зачастую, конечно, это оказывается более удобным, потому что как еще, не обидев, отозваться о человеке с нездоровым изможденным лицом, в котором нет ни одной правильной черты и которое к тому же наполовину закрыто сальными и спутавшимися космами? Так что выражение «красивый молодой человек» потихоньку выходит из употребления, а если кто и брякнет еще по привычке, то тут же извинится, чувствуя себя при этом так, точно плохо отозвался о покойнике. Перезрелым и томным девам не нужен больше Орфей[226] с его глупой кифарой[227] — им подавай испитого поп-кумира с мутными глазками и месяцами немытой головой.

Пуаро решительно зашагал вниз по дорожке и, спустившись на дно котловины, нос к носу столкнулся с тем самым «необычайно красивым молодым человеком», неожиданно вышедшим ему навстречу из-за купы деревьев. Первое, что бросалось в глаза, — это его исключительно юный и свежий вид, и только присмотревшись, можно было понять, что ему далеко за тридцать. На его лице мелькнула улыбка, означавшая скорее узнавание, чем приветствие. Он был высок и строен; черты его лица отличались таким совершенством, что, казалось, вышли из-под резца какого-нибудь античного скульптора. У него были темные глаза и вьющиеся черные волосы, облекавшие его голову наподобие кольчужного шлема. На какой-то миг Пуаро показалось даже, что он вдруг очутился на репетиции пьесы из рыцарских времен. Пуаро осторожно скосил глаза на свои калоши. «Придется попросить у костюмерши более подходящий реквизит», — подумал он и произнес:

— Похоже, я вторгся, в чужие владения. Если так, спешу принести свои извинения. Я приехал только вчера и еще не освоился с местными порядками.

— Не думаю, что это можно назвать вторжением. — Тон незнакомца был очень дружелюбным, но каким-то отстраненным, словно его мысли блуждали где-то очень далеко. — Сад не то чтобы открыт для посещения, но люди сюда наведываются. Старый полковник Вестон и его жена не возражают, хотя и опасаются, что здесь могут что-нибудь сломать. Не знаю… Лично мне кажется, это маловероятно.

— Да, все в целости и сохранности, — сказал Пуаро, оглядываясь. — И чистенько, хотя я не вижу ни одной урны. Удивительно. И так безлюдно. Странно. Казалось бы, самое место для влюбленных парочек.

— Влюбленные сюда не ходят, — заметил молодой человек. — Это место считается несчастливым.

— Если не ошибаюсь, вы тот самый архитектор?

— Майкл Гарфилд, — представился молодой человек.

— Я почему-то сразу так и подумал, — ответил Пуаро и, плавно поведя рукой, спросил: — Ваша работа?

— Да, — просто ответил Майкл Гарфилд.

— Потрясающе, — с чувством произнес Пуаро. — Тем более когда сталкиваешься с подобной красотой в одном из самых унылых — что уж скрывать — уголков Англии. Это, смею сказать, впечатляет… Поздравляю, — восторженно продолжал он. — Какое удовлетворение вы, вероятно, испытываете, глядя на творение своих рук!

— Удовлетворение? Да бывает ли оно? Я, например, совсем в этом не уверен.

— Вы создали этот сад, если не ошибаюсь, для некой миссис Ллуэллин-Смайд? А после ее смерти земля перешла к мистеру и миссис Вестон. И все это великолепие принадлежит теперь им?

— Да. Купили по дешевке. Дом слишком большой и неуютный — мало кому захочется в таком жить. Она завещала его мне.

— А вы продали…

— Да. Я его продал.

— А сад?

— И сад тоже. Он продавался вместе с домом — можно сказать, в нагрузку.

— Но почему? — спросил Пуаро. — Почему вы это сделали? Уж простите, если я кажусь вам чересчур любопытным.

— Вы действительно задаете не совсем обычные вопросы, — улыбнулся Майкл Гарфилд, внимательно глядя на Пуаро.

— Просто меня, как правило, интересуют не столько события, сколько причины, их вызвавшие. Почему, например, мистер Икс поступил так, а мистер Игрек эдак?

И, главное, почему мистер Зет повел себя совершенно иначе?