— Тут и рассказывать-то почти нечего. Как я уже говорила, лет шесть назад мы получили письмо от миссис Джонсон с запросом о нашем приюте, после чего миссис Джонсон приехала сама и лично все осмотрела. Сказала, что «Солнечный кряж» ей рекомендовала одна из подруг, подробно расспросила об условиях и уехала. А неделю или две спустя мы получили письмо от одной из лондонских адвокатских контор. Они тоже все подробнейшим образом выяснили, после чего письмом же попросили нас принять миссис Ланкастер, которую — в случае нашего согласия — миссис Джонсон привезет примерно через неделю. Так получилось, что у нас как раз была свободная комната. Через неделю они действительно приехали, и миссис Ланкастер вроде бы здесь понравилось. Она только выразила желание привезти с собой кое-какие вещи, и я, конечно же, согласилась; потому что это обычное дело, и людям так больше нравится. Так что все было улажено ко всеобщему удовольствию. Миссис Джонсон объяснила, что миссис Ланкастер — родственница ее мужа, хоть и не очень близкая, но они волнуются за нее, поскольку надолго уезжают в Африку — по-моему, в Нигерию. Ее муж получил туда назначение и, поскольку собственного дома у них нет, на время своего отсутствия они решили пристроить миссис Ланкастер в приют, где о ней будут заботиться.
— Понятно.
— Миссис Ланкастер здесь все любили. Конечно, в голове у нее была каша… ну, вы понимаете, о чем я… Постоянно все забывала и путала. Иной раз даже имени своего не могла вспомнить.
— Она получала много писем? — спросила Тапенс. — Я хочу сказать, из-за границы?
— Если не ошибаюсь, за все это время Джонсоны написали ей раз или два, и то уже через два года после того, как она здесь поселилась. Когда люди уезжают за границу и начинают там новую жизнь, они быстро утрачивают связь со всем старым. Сомневаюсь, впрочем, что они особенно много общались и до отъезда. Все-таки она приходится им дальней родственницей, и они заботятся о ней скорее из чувства долга, нежели из привязанности. Все финансовые дела вел адвокат, мистер Эклз, из очень почтенной конторы, с которой мы имели дело и раньше. Насколько я в курсе, все родственники и друзья миссис Ланкастер давно умерли. Во всяком случае, писем ей никто не писал, да и навещали редко. Лет пять назад приезжал один симпатичный господин, друг мистера Джонсона. Тоже служил в колониях. Приехал, убедился, что она жива и здорова, и тут же уехал.
— И после этого, — сказала Тапенс, — о ней все забыли.
— Боюсь, что так, — согласилась мисс Паккард. — Грустно, конечно, но, к сожалению, это в порядке вещей. К счастью, большинство наших обитательниц находят себе здесь друзей. Сходятся с кем-нибудь, кто разделяет их вкусы или у кого есть общие воспоминания, и все устраивается наилучшим образом. Мне даже кажется, многие из них практически забывают о своей прошлой жизни.
— Мне показалось, некоторые из них немного, — начал Томми, — немного… — Он замолчал, подыскивая слово, и, заметив, что его палец машинально тянется к виску, поспешно отдернул руку. — Как бы это…
— Я поняла вас, — пришла ему на помощь мисс Паккард. — Мы не берем только пациентов с ярко выраженными психическими расстройствами, что, разумеется, не касается возрастных изменений. Я имею в виду старческое слабоумие, тех, кто уже не в состоянии следить за собой, или тех, у кого есть свои причуды или… галлюцинации. Иногда они воображают себя историческими персонажами. У нас здесь были две Марии-Антуанетты[134]
и одна очень милая мадам Кюри[135], которая всех уверяла, что именно она открыла радий. Помню, она с большим интересом читала газетные статьи об атомных бомбах и научных открытиях. А потом непременно объясняла, что именно она и ее муж первыми начали эксперименты в этом направлении. Безобидная фантазия — но в старости она вполне способна сделать человека счастливым. К тому же подобные причуды не постоянны. Они ведь не каждый день Марии-Антуанетты или мадам Кюри. Обычно это находит раз в две недели. А через некоторое время надоедает и они опять обычные люди. И потом, они слишком забывчивы. Часто даже не могут вспомнить, кто они на самом деле. Или притворяются, что не могут. Разница, в сущности, небольшая.— Понятно, — сказала Тапенс и, поколебавшись, спросила: — А вот у миссис Ланкастер… Она что-то видела во всех каминах или только в том, что стоит в гостиной?
Мисс Паккард широко раскрыла глаза.
— Камины?! Не понимаю, о чем вы.
— Да я и сама не очень-то поняла. Что-то такое у нее с ними связано… Может, какие-то воспоминания, а может, просто прочла что-то страшное.
— Возможно.
— Так как же все-таки с картиной, которую она подарила тете Аде? — спросила Тапенс.
— Право, миссис Бересфорд, мне кажется, тут нет никакой проблемы. Уверена, миссис Ланкастер совершенно о ней забыла. Не думаю, чтобы она ею дорожила. И, раз она подарила ее мисс Фэншо, ей наверняка было бы приятно, если бы теперь картина досталась вам. Честно говоря, мне она и самой нравится. Я, конечно, не очень разбираюсь в живописи…