Язар погладил куницу правой рукой. Зверек показался ему необычайно холодным, словно кусочек льда. Юноша подышал на ладонь, согревая ее. К величайшему удивлению, он выдохнул облако пара. Его сковал мертвецкий холод. Губы его онемели, руки дрожали, а пальцы кололи незримые тонкие иглы. Его сердцебиение замедлилось, и словно замедлился весь мир. Изо всех сил Язар вцепил пальцы в ладони. И дрожь внезапно унялась, а с ней ушел внутренний холод. Тепло вернулось, но теперь левая рука Язара вдруг стала наполняться жаром. Ее огонь не обжигал, а был приятен. Он рвался на свободу. Язар погладил куницу левой рукой. Его пальцы медленно скользили по обугленной шерстке, проходя, они разглаживали ее и заставляли расти вновь. Как только он отнял руку, куница встрепенулась; на ней не было ни царапины, ни ожога, яркая шубка вернула цвет и вновь отливала золотом.
Зверек благодарно посмотрел в глаза спасителю, будто все понимал. Затем потерся об его ногу и убежал. Через сотню шагов он напоследок обернулся, а затем скрылся в нетронутой гуще леса.
— Как? — изумилась Иварис. — Тебе помог Поборник Света? Ты попросил богов?
Язар был растерян не меньше нее, он медленно подбирал слова.
— Тепло было во мне самом. Я просто захотел, чтобы зверек ожил.
— Так не бывает, — не унималась она. — Ведь ты не маг, Язар, в тебе нет магической искры.
— О чем ты? — не понял он.
— Люди не кровные дети Яраила, — начала объяснять Иварис. — Их сотворили боги. В людях не было магии, и они единственные из разумных народов не умели колдовать. Скитаясь по мирам у корней Мирового древа, там, где его питают воды реки времени Абакаду, в бездонном Черном гроте Эсэтир обнаружил проматерь и проотца всех мыслимых чудовищ — ужасного Ашидуша. Тысячеглазый зверь опутал его сотней липких лап и пронзил ядовитым жалом. Боль Эсэтира принял Эсмаид так, словно сам был ранен. Он отыскал брата и ослепил Ашидуша ярким светом. Тогда ихор Ирилирда попал в Абакаду, став частью цикла жизни и дав начало первым магам Яраила. — Она сделала паузу и убежденно добавила: — В тебе, Язар, нет крови Эсэтира.
Краем глаз он заметил быстрое движение, а повернув голову, успел увидеть уже знакомого черного соглядатая. Скользящий лазутчик на этот раз напоминал длинную тень, какую на закате может отбрасывать человек. Он дотянулся до подлеска и растворился в нем. Язар хотел было погнаться за ним, но Иварис схватила его за руку.
— Колдун увидит нас! Бежим! — воскликнул он, недоумевая.
— Поздно, — спокойно отозвалась она. — Мы утратили бдительность. Слышишь?
Язар прислушался: к ним приближалась большая группа людей.
— Ровно дюжина, — определила Иварис.
— Мы легко скроемся от них в лесу.
— Если захотим.
Она совершила простые магические пасы, и вокруг ее ладоней заплясали красные и желтые искры. Одну ладонь она приложила к сердцу, другой прикрыла губы. Предназначение заклинания Язар не знал, а тратить время на расспросы было неуместно. Зато второе заклинание проявилось куда наглядней. Перед ними заклубился красный туман, он быстро густел и принимал человеческие очертания.
— Приди ко мне, сын Оръярота! Служи мне! — заклинала Иварис. — Явись! Ты не останешься голодным!
Металл в голосе колдуньи и ее последние слова заставили Язара содрогнуться. Он знал, что союзниками фавнов выступают лесные духи и животные, но не задумывался, что они могут обращаться и к не самым добрым обитателям иных миров.
Явившееся на ее зов создание принадлежало миру эмоций и чувств Хардару, одному из шести незримых внутренних миров. Воплощение всей ярости и всего когда-либо рожденного в Яргулварде гнева называли Оръяротом, а его частицы ирдавами. Стоящая перед Иварис эманация размером не превышала ребенка. Черная и тлеющая всполохами красного пламени, как догорающий костер, она имела песью морду с огромными выступающими клыками и длинные доходящие до земли руки с острыми иглами-когтями. Из приоткрытой пасти ирдава медленно стекала оранжевая пена, огромные лишенные зрачков красные глаза, не отрываясь, следили за хозяйкой.
На поляну вышли этезианские солдаты: все в доспехах, с мечами и луками. Среди них был Любраг, он выглядел мрачнее и тревожней остальных. Отряд возглавлял Янгир, он единственный вместо лука имел кинжал.
Язар отложил вещевой мешок, Иварис сняла со спины лук. Она держала стрелу на тетиве, но не спешила стрелять, позволяя солдатам приблизиться. Никто не начинал атаку, расстояние между сторонами сокращалось.
— Достаточно! — крикнула она, когда между ними осталось двадцать шагов.
Солдаты остановились.
— Напрасно ты пришел в наш город, парень, — обратился к Язару сотник. — Теперь придется тебе умереть. — Он перевел взгляд на ирдава и усмехнулся. — Думаете, вас защитит этот младенец, сын кобеля и портовой девки?
Этезианцы оценили его шутку глумливым смехом. Смолчал только Любраг.
— Кто поджигает лес? — требовательно спросила Иварис.
— Улзум.
Янгир ответил сразу, ибо заклинание искренности не позволяло ему ни отмолчаться, ни солгать. Проговорившись, он запоздало прикрыл ладонью рот.
— Ах ты, лесная тварь… — прошипел он злобно. — Убить обоих!