Чаткальский тигр

Киемходжа Хазратов, всю неделю пропадавший в Чарваке, вернулся домой под вечер. Гульбадан, ожидавшая мужа еще вчера, обняла его в прихожей, обдав удушливым запахом арабских духов. А он отметил про себя, что жена за последнее время еще больше раздобрела, тело ее потеряло былую упругость, сделалось рыхлым. Он осторожно освободился из ее объятий и стал разуваться, боясь наследить. Из боковой комнаты выскочили сынишка и дочка, навалились сзади, едва не свалив отца на пол. Он шутя шлепнул обоих по мягкому месту, потом обнял, сидя на корточках, и вручил по плитке шоколада.

— Теперь ступайте, ступайте, не до вас, — сказал он, отпихивая детей.

— Вы чем-то расстроены? — спросила Гульбадан, почувствовав неладное.

— Нет, устал я, — ответил муж и хотел было сказать свою любимую, к месту и не к месту повторяемую пословицу: «Смерть осла — пир для собак», — но махнул с досадой рукой и крякнул.

— Ну и ладно, и слава богу, — сказала Гульбадан, просияв, хотя уже не сомневалась, что муж не в духе. Она прошла в ванну, пустила сильную струю воды и пригласила: — Пожалуйста, освежитесь — и усталость ваша развеется.

— Конечно. На этой проклятой стройке я весь пропитался пылью, — сказал Киемходжа.

Гульбадан расстегнула пуговицы, помогла раздеться. Шутками и ласковыми взглядами пыталась рассеять его грусть. А он будто не замечал этого. Легонько подталкивая жену в пышное плечо, выставил ее из ванной, сияющей кафелем, никелем и зеркалами.

Знала б она, чем расстроен ее муж!.. Настроение его испортилось уже у въезда в Ташкент.

В своей «Волге», управляемой молодым шофером, он проезжал мимо автовокзала. На площади стояло несколько красных, желтых, голубых автобусов, которые ходят в Андижан, Фергану, Наманган. Хазратов ленивым взглядом окинул толпу, стоявшую возле одного из автобусов. И вдруг промелькнуло красивое знакомое лицо. Сердце встрепенулось.

— Стой! — крикнул он шоферу.

Киемходжа представил, какой вечер, полный удовольствий, он может провести сегодня. Сладко засосало под ложечкой, даже слегка закружилась голова. И, как бывало в прежние, не столь уж и далекие времена, он велел шоферу:

— Вон там стоит Кимсанхон. Пригласи ее в машину.

Парень послушно направился к женщине. А Киемходжа одернул пиджак, поправил галстук, напустил побольше солидности. Шофер вскоре вернулся.

— Она не желает, — сказал он.

— Как… не желает? — удивился Хазратов. — Ты сказал, что тебя послал я?

— Сказал.

— А она?..

Парень замялся, не решаясь передать того, что услышал из прекрасных уст этой женщины.

— Что же она тебе сказала?

— Она сказала…

— Ну?.. — вскричал готовый взорваться Хазратов.

— Сказала: «Пошел он туда, откуда на свет появился!»

— Да как ты смеешь такое говорить, остолоп! — вытаращился Хазратов.

— Сами же велели.

— Она не может так сказать!

— Подойдите к ней сами, если хотите своими ушами услышать.

— Что ж, подойду! И не быть мне Хазратовым, если не приведу ее сюда, держа за руку!

И он решительно зашагал. Увидев его, Кимсанхон скривила рот в усмешке и отвернулась.

— Здравствуй, — проворковал Киемходжа, осторожно беря ее за локоть.

Но женщина резко вырвала руку и, гневно сверкнув глазами, сказала:

— Что вам надо? Не приставайте ко мне! А то сейчас позову милицию!

— Да ты что? — смутился Киемходжа и изобразил на лице сахарную улыбку. — Это же я. Не узнала, что ли?

— Я вас не знала и знать не хочу!

— Дорогушечка… Обакихон… Я все это время только о тебе и думал…

— Граждане! — обратилась вдруг Кимсанхон к стоящим вокруг людям. — Уберите от меня этого пьяного мужчину! Есть тут благородные джигиты, которые способны проучить нахала, который пристает к женщине?

Двое или трое здоровенных парней, которым хотелось в глазах очаровательной женщины выглядеть благородными, стали медленно подступать. Свирепое выражение их лиц не сулило Киемходже ничего хорошего. Опасливо оглянувшись по сторонам, он попятился и быстро зашагал к машине. Отворяя дверцу, заметил, что шофер с трудом сдерживает смех.

— Какого черта?! — процедил он сквозь зубы, плюхаясь на сиденье. — Гони!..

В пути Киемходжа вздыхал, пыхтел, ударял кулаком о колено, скрипел зубами — все никак не мог успокоиться. Он не мог взять в толк, как случилось, что какая-то Обакихон, которая еще недавно млела от его прикосновений, шептала, что любит, и умоляла не уходить, не оставлять ее одну, вдруг опозорила его перед незнакомыми людьми, да и перед собственным шофером!

Гульбадан несколько раз подходила к двери ванной, из-за которой доносились шум воды и покряхтывание ее мужа.

Она усадила детей обедать на кухне, а сама отправилась переодеться. Когда муж раз или два в неделю приезжал домой, она всегда надевала свое лучшее платье. Зачем наряды, если муж будет видеть ее в одном и том же… Так и надоесть недолго.