Чаткальский тигр

Гульбадан пошла на кухню за уже отцеженной чучварой, начиненной мясом и душистыми травами, — любимым блюдом мужа. И когда она вернулась, Хазратов вскочил из-за стола и предупредительно взял из ее рук глубокий ляган, исходящий паром.

— Ну, как ты тут живешь? — спросил Киемходжа, когда они сели друг против друга и наложили себе в тарелки чучвары, приправленной простоквашей и перцем.

— По вас скучаю, повелитель. Если б вы разрешили, я бы через день приезжала к вам в Чарвак.

— Там ничего интересного. Только измучаешься в дороге. Какие тут новости?

— Никаких… Говорят, жена вашего Мингбаева ушла от Музаффаровых.

— Как ушла? — Хазратов так резко опустил вилку, что едва не отбил край импортной тарелки.

— Так и ушла. Перешла жить на другую квартиру.

— Что же ты молчала до сих пор!

— Не думала, что это для вас так важно.

— А почему она ушла, не знаешь?

Гульбадан пожала округлыми плечами.

— Впрочем, нетрудно догадаться, — Хазратов засмеялся. — Такой жеребчик в доме — любую привязь порвет, если кобылку увидит.

Гульбадан залилась звонким смехом. Потом сказала:

— Соседи часто видели, как Хайрушка катал ее в своей машине…

Хазратов встал, пружинящей походкой подошел к столику с телефоном и стал названивать в Чарвак Сапчабашеву.

— Так что, Ишларбек, остальное за тобой! — посмеиваясь сказал он после того, как сообщил новость.

Положив трубку на рычажки аппарата, обернулся к жене:

— Доставай коньяк, гульнем!

Гульбадан, просияв, исполнила повеление.

Оглаживая свои белые пухлые руки, Хазратов подошел к столу; стоя, налил коньяк себе, жене и, высоко подняв хрустальную рюмку, провозгласил:

— Да служит  н а м  фортуна!..

XXVIII ОШИБЛАСЬ, КАК УШИБЛАСЬ…

В тот злосчастный день Гулгун долго лежала неподвижно, уткнувшись лицом в подушку. Чтоб не разрыдаться в голос, закусила до боли ладонь. Веки ее покраснели и вспухли от слез, волосы растрепались. Она слышала, как Хайрушка ходил из комнаты в комнату. Потом прошел по коридору, хлопнула наружная дверь. Гулгун вздрогнула, как от выстрела. Со двора донесся звук мотора. Машина, зафыркав, выехала за ворота. Видимо, Хайрушка отправился за матерью и сестрами…

Гулгун ясно сознавала, что ей нужно сейчас же встать, собрать вещи и уйти. Неважно куда — лишь бы поскорее покинуть этот дом. Но она никак не могла заставить себя шевельнуться, — будто тяжкая скала придавила.

Наконец успокоившись, вышла во двор, умылась под краном, попила воды из ладони. И сразу полегчало.

Вернувшись в комнату, вынула из шифоньера свои вещи. Все ее платья и книги уместились в небольшой потертый чемодан. Подхватила его и, словно боясь раздумать, решительно направилась из дому. Чуть ли не бегом пересекла двор! Но как раз в тот момент, когда она вышла из калитки, к воротам подкатил голубой «Москвич». Отворились сразу все дверцы, высыпали Мархаматхон, Таманно, Тасанно. Окружили ее, преградив путь. Перебивая друг друга, что-то возбужденно говорили, успокаивая, гладили Гулгун по плечу. Значит, Хайрушка им обо всем рассказал. Сам он потупясь стоял возле машины и водил пальцем по полировке капота.

Таманно все пыталась взять из рук Гулгун чемодан. Гулгун с минуту молчала, боясь, что, едва откроет рот, разревется. Наконец проговорила:

— Не сердитесь, пожалуйста, но я должна от вас уйти… — Ей даже удалось изобразить нечто подобное улыбке.

— Вай, доченька, не делайте этого! Очень прошу вас, не уходите никуда! — уговаривала Мархаматхон. — Идемте в дом. Не навлекайте позора на нашу голову.

— Нет, аяджан, за все благодарю вас…

Мархаматхон обернулась к сыну и крикнула ему сиплым от волнения голосом:

— Проси прощения, негодный! Уговори остаться!..

— А что я ей сделал? Подумаешь, недотрога! Уж и пошутить нельзя… — огрызнулся Хайрушка.

— Вай, умереть мне! Вай, что же я буду делать! — стенала Мархаматхон, то царапая себе лицо, то ударяя себя по плечам. — Дорогая моя, умоляю вас, идемте в дом. Вай, умру-у-у я! Сейчас со мной случится сердечный приступ и я рухну наземь! Вай, мне плохо!.. Эй, Хайрушка, сдохнуть тебе!.. Если б на меня не нашло помутнение, разве бы я отправилась в гости, оставив вас тут одних! И вы, дочки, тоже хороши. Кому-нибудь из вас, проклятых, следовало остаться дома! Вай, вай…

Решив, что этому конца, пожалуй, не будет, Гулгун молча протиснулась между Таманно и Тасанно и быстро зашагала по тротуару.

Обливаясь слезами и причитая, Мархаматхон принялась проклинать своего непутевого сына, который отбился от рук и извел ее. Из калиток стали выглядывать соседи. Таманно с Тасанно начали успокаивать теперь уже мать и с трудом ввели ее в дом. Мархаматхон без сил свалилась в кресло. Дочери заметались, не зная, что делать. Таманно дала ей выпить валерьянки. Зубы Мархаматхон стучали. Тасанно с трудом смогла дать ей валидол.

Перепуганный Хайрушка топтался возле двери, не смея подойти. Мать выставила руку и с отвращением отвернулась:

— Уйди!.. Уйди, чтоб глаза мои тебя не видели!..

— Я пошутил. Нужна мне она больно, — пробубнил тот.