Чаткальский тигр

Вспомнив этот случай, Караджан резко поставил бокал и исподлобья посмотрел на Хазратова. Ему казалось, что не коньяк он пил, а яд. Захотелось встать и уйти. Так бы и поступил, если бы не боялся обидеть очаровательную хозяйку, приложившую немало усилий, чтобы так искусно накрыть стол. Закон гостеприимства обязывает привечать и врага, если он пришел в твой дом. Но и гость должен следовать правилам приличия. Закон одинаков для всех. И Караджан еле удержался, чтобы не напомнить Хазратову о козле, который вечно ходит с задранным хвостом, обнажив свой срам, и никто этого не замечает. А барану стоит только раз неосторожно взбрыкнуть хвостом, как дурная слава о нем тут же расходится по всему свету.

Гульбадан принесла в глиняном блюде янтарно-желтый пахучий плов с лежащими поверх него кусочками казы. Хазратов наполнил рюмки коньяком, проливая на стол, и громко продекламировал:

Мне говорят: «Не пей, чтоб не попасть в беду,
Иначе в Судный день очутишься в аду».
Пусть так, но я отдам за чашу оба мира
И допьяна упьюсь, и пьяный в гроб сойду.

Разговор зашел о литературе. Хазратов вспомнил своего бывшего начальника — старого инженера Файзуллу Ахмедовича Музаффарова, который водит дружбу с поэтом Амиром Равнаком, живущим через два дома отсюда.

— Раньше я думал, что писатели деньги лопатой гребут, — сказал он, усмехаясь. — Оказывается, зря завидовал. Вот этого Амира Равнака уже лет двадцать знаю — один костюм по три-четыре года носит.

— Он тут живет? — заинтересовался Караджан.

— Соседи.

— Стихи не ради богатства пишутся.

— А кто их в наше время читает? Разве только малые ребятишки. Или те, хи-хи-хи, кто влюблен. В последнее время и в прозе нечего читать. Ничего стоящего. Открываешь книгу, а в ней все как на сцене: кажется, в вазе лежат сочные спелые фрукты, а возьмешь в руку — папье-маше…

По телевизору начали передавать концерт. Молодая певица исполняла народную песню. Хазратов встал, отрегулировал резкость и снова сел на место.

— До войны, в тридцатых годах, Усто Алим, Мухиддин Кари, Тамара-ханум прославились на весь мир после выступлений в Лондоне, — мечтательно заметил он. — Наше узбекское искусство оценили даже в Лондоне!

— А почему «даже»? — недоуменно приподнял брови Караджан. — Мы свое искусство демонстрируем за рубежом не для того, чтобы получать там «оценку», а потому, что оно наше, не похоже ни на какое другое и несет людям радость. Пусть смотрят, слушают, наслаждаются, обогащаются! Если бы мы не знали чужой культуры, то и мы были бы беднее!

— Ну, дружище, вы меня сразу на лопатки! Ха-ха-ха!.. — зычно рассмеялся Хазратов и взял бутылку. Забулькал коньяк, выливаясь из горлышка. Граненые рюмки мерцали, словно наполненные солнцем.

— Прошу! За наше искусство и культуру!

— И культуру во взаимоотношениях между людьми.

— Браво, браво, — сказал Хазратов, морщась от выпитого и вяло похлопывая в ладоши.

Уже было довольно поздно, когда Караджан распрощался с Хазратовым, Гульбадан, их детьми и, выйдя в прихожую, стал одеваться. Хозяин, шлепая растоптанными тапками, спустился с ним по ступенькам веранды и проводил до калитки.

У Караджана кружилась голова, он чувствовал слабость в ногах. О том, чтобы ехать сегодня в Чарвак, и думать нечего, но заночевать у Хазратова он наотрез отказался. Пока сидели в гостиной, он так надышался нафталином, что ощущал его сладковато-приторный вкус во рту. В какую комнату у них ни зайдешь, везде тот же дух нафталина. А Караджан терпеть не может этого запаха.

Что и говорить, Хазратов за последние годы преуспел, разбогател. Но разве ради этого живет человек? Можно ли воздвигать дом на рыхлой почве, не заложив фундамента?..

Легкий морозец обжигал лицо, взбадривал. Снег похрустывал под ногами. Караджан шел не спеша, предаваясь размышлениям. Он пешком отправился к Эски-Джува и через час уже находился на улице Себзор и стучал в маленькую дощатую калитку, где жил его давний товарищ, такой же простой парень, как он сам, работающий мастером на заводе Ташсельмаш. У него и заночевал.

Утром приятель разбудил его затемно — ему надо было успеть к началу смены. На хонтахте их уже дожидались большая каса с каймаком и горячие лепешки.

Приятель с вечера наказал жене приготовить для Караджана аччик-хурду — рисовый суп, обильно заправленный простоквашей и перцем, который хорошо освежает и бодрит после выпивки. И как только они сели за хонтахту, хозяйка поставила перед ними по касе аччик-хурды. Караджан подсыпал еще красного перцу и выхлебал деревянной ложкой все без остатка. Потом и добавки попросил. Куда и головная боль девалась!