Чавивафа

На Цитадель легла ночь, отужинав с царем и проводив его «в путь», Саута прошла в свое крыло дворца, нагрянув к фрейлинам. В узкой длинной зале полыхали факелы и стелился томный запах возбуждающих масел. Царица прошла мимо тяжело и шумно дышавших совокуплявшихся молодых тел. Задушевно играл на дудочке мальчик на постаменте как статуя, за столом раскуривали кальян и водили вокруг безумными глазами давешние бойцы почетного караула. Блестя из-под расстегнутого кителя потной безволосой грудью лейтенантик красавчик кудрявый ласкал пятерней соски фрейлины. Саута потянула его за кудри и потащила на балкон. Внизу мерно и тихо гудела неся свои темные широкие воды Мажимаиша, со степей Махалигизы ветер нес прохладу, с берега кричала и квакала ночная буйная жизнь. Саута мягко держала офицерика за макушку, чувствуя горячие потные волосы между пальцев и влажный проворный и веселый язык между ног.

Вышла на улицу, села в закрытый паланкин, счастливая и игривая, помолодевшая. Специальные немые слуги несли через весь парк, где за Академией секретная вертолетная площадка. Невидимка садилась почти бесшумно, едва угадываясь в темноте движением неясных теней. Пока немые слуги выгружали запечатанные коробки из салона, пилот-миротворец в круглом черном гермошлеме подошел к Сауте и отдал ей в руки маленький железный сейф, сказав, что шифр от замка она получила по своему каналу. Укрывшись в паланкине на обратной дороге царица набрала код и открыла, рассмотрела и поднесла к носу щепотку зеленого порошка — тот что надо.

Часть 1 Несвежие трупы. Глава 4, Путь Ведьмы

Душистые дрова, прихваченные в Дунмасите, трещали и пахли звонко и бодро, как буйная жизнь или свежая память. Пламя играло, вылизывая горячими языками ночь, лаская густые тени, легшие на саванну. На шампурах пузырило мясо подстреленной вечером на дороге антилопы, щедро приправленное дурманящими пряностями из ведьминого мешочка. Шаука смеялась, строила глазки Чечеманге, радовалась этому вечеру, этому мясу и костру, теплой лепешке в руке, навалившимся мечтам и чувству свободы, какое бывает, дарит дальняя дорога.

Ведьма взяла в руки свой бубен, повела плечами, тряхнув своими бусами и ожерельями на полуоткрытой груди, запела высоким и мощным голосом. На древнем языке Махалигизы, про вольные горизонты, жаркие страсти, кровавые побоища, тяжкие шаги времени и легкий полет орлов. Она то пронзительно почти визжала нежным девичьим голоском, то по-мужицки басила, то хрипела-шипела старушкой. Ловкие ладони энергично в быстром ритме выбивали из нехитрого бубна сложные и мелодичные звуки, вгоняя в транс. Все вокруг этого костра сейчас вывалилось из всеобщего пространства и времени, ушло куда-то в другой мир, неведомый но добрый.

Она смотрела сквозь огонь на Чечемангу, который уставился на нее не моргая. Наслаждалась игрой огня на его благородном молодом лице, его узкими туго прокаченными плечами, рельефом груди, решительными скулами и ярко отражавшей костер красной звездой на его островерхой шапке. Отводила лицо в сторону и неожиданно опять и опять с неистовыми ударами бубна стреляла своими глазами в упор ему в глаза, то мило улыбаясь, то скалясь хищной степной кошкой.

Так развлекаясь, временами, упиралась угольками своих глаз в Тембеза. Тот торчал из ночи, выхваченный огнем, светясь лицом плотно перетянутым мощными морщинами, как скомканное одеяло, острыми ушками, торчавшими из-за седых висков, широким узким улыбчивым ртом с тонкими кривыми губами. Тоже мятая шапка из намотанной вокруг головы тряпки. Карие глазки соревновались с костром в пронзительности и подвижности. Хитрый старик… но вроде светлый.

Днем ехали, поднимая за собой длинный и непроглядный хвост густой пыли. Гнали как могли по такой дороге, инопланетные джипы выжимали километров шестьдесят, ветер рвал-массировал Шауке черные космы, обдувал и обжаривал лицо, бросал в рот мелкий песок. Солнце палило из зенита, заливая медно-золотым светом бесконечные ровные просторы Мотогорофы. Название этой раскаленной огромной сковороды, на которой боги жарили человечьи и прочие яйца, на старой гизе так и означало «Огненная Равнина».

От песка и жухлой тощей травы на земле поднимался зыбкий пар, переливавшийся на солнце как хрусталь. В дымке вдалеке маячили рогатые антилопы и длинные жирафы. Над всем этим стоял недвижимо без облачка ярко синий купол неба.

Для второй ночевки встали у высохшей реки, на взгорке. Дрова кончились, спали в машинах, прячась от холода в куртках под одеялами. Шаука решила использовать подходящее молодое тело как обогреватель, нагло улыбаясь легла рядом с Чечемангой, позволила себя обнять:

— А ты смелый. Ввязался за купца, — Ведьма запустила ладонь воину под куртку, грея пальцы на гладкой горячей груди, — Я в курсе про долг Аскера защищать на дороге всякого встречного. Но у тебя другое задание, имел право ехать мимо… А их было двадцать и неизвестно еще что за парни. Глупо это было с твоей стороны.