Главным же преступником, по сообщению Федерального управления безопасности (ФУБ), был не кто иной, как «аргентинский врач Эрнесто Гевара Серна, основное связующее звено между кубинскими заговорщиками и международными коммунистическими организациями». В подписи к групповой фотографии арестованных, вслед за информацией о Фиделе, Геваре посвящена отдельная фраза, где сказано, что его «тесные связи с коммунистами дают основания подозревать, что движение против Фульхенсио Батисты было поддержано «красными» организациями».
Пока в средствах массовой информации обсуждались эти аресты, люди Фиделя делали все возможное, чтобы его освободить. Из Штатов прилетел его друг-юрист Хуан Мануэль Маркес. Он нанял для защиты двух адвокатов. Судья, отнесшийся к Фиделю благожелательно, 2 июля вынес решение о его освобождении, но Министерство внутренних дел Мексики не дало ему хода. Тем не менее судья сумел приостановить издание приказа о депортации. Арестованные начали голодовку, и 9 июля часть кубинцев, двадцать один человек, были освобождены, а еще одна группа получила свободу спустя несколько дней. Однако Фидель, Че и Калисто Гарсиа оставались за решеткой.
6 июля Че написал родителям письмо, где рассказал, в каком положении оказался, и наконец открыл всю правду о том, чем занимается. «Некоторое время назад, уже довольно давно, один молодой кубинец предложил мне присоединиться к движению, которым он руководит, — движению за освобождение его страны, и я, конечно, согласился».
По поводу своего будущего Гевара написал так: «Мое будущее неотделимо от будущего кубинской революции. Я либо одержу победу вместе с ней, либо погибну… Если по какой-то причине я не смогу больше вам писать и впоследствии мне предстоит проиграть, считайте это письмо прощальным; в нем мало пышных фраз, но оно искренне».
Каковы бы ни были газетные заголовки и информация, поступающая от полиции, официальной причиной ареста по-прежнему осталось нарушение миграционных законов Мексики. А за кулисами между мексиканскими и кубинскими властями шел ожесточенный спор о том, как поступить с арестованными.
Одновременно полицейские пытались узнать как можно больше об Эрнесто Геваре. В первую неделю июля его допросили еще по меньшей мере дважды. По необъяснимой причине, теперь он говорил много и откровенно. Протоколы допросов по сей день не преданы огласке, но историку Эберто Норману Акосте удалось получить доступ к засекреченным материалам. Эти тщательно охраняемые документы свидетельствуют: Эрнесто Гевара открыто признал, что является коммунистом, и объявил, что считает необходимой вооруженную революционную борьбу, причем не только на Кубе, но и во всей Латинской Америке.
По прошествии многих лет Фидель высказался по поводу этих протоколов, выразив восхищение Геварой. Он привел их в качестве примера «безмерной честности» своего покойного товарища. Однако в тот момент, когда Кастро узнал о признаниях Эрнесто, он впал в ярость, что вполне понятно. Пока Че распространялся о своих марксистских взглядах, Фидель из сил выбивался, чтобы представить себя патриотом-преобразователем в лучших традициях национально-демократических движений Запада. Ничто не могло так усилить поддержку режима Батисты администрацией Эйзенхауэра, как коммунистическая угроза, и любое подтверждение того, что Фидель или его последователи желают сделать Кубу коммунистическим государством, заранее предопределило бы исход революции. Поэтому заявления Че были в высшей степени безрассудны, они давали врагам Кастро именно то, что им было нужно.
Во втором своем открытом заявлении, от 15 июля, Кастро обвинил американское посольство в том, что оно оказывает давление на мексиканские власти, чтобы воспрепятствовать его освобождению. Откуда он получил такую информацию, неизвестно, но Фидель оказался прав: американцы действительно просили мексиканцев отсрочить его выход на свободу. Однако этот шаг Вашингтона был вызван не столько обеспокоенностью действиями Фиделя Кастро, сколько желанием пойти навстречу Батисте. В случае освобождения Кастро кубинский лидер угрожал бойкотировать назначенный на 22 июля саммит президентов американских стран, проводимый в Панаме. Американцы же хотели, чтобы присутствовали все.
И все же Фидель не стал испытывать судьбу и на этот раз пошел еще дальше в своих попытках дистанцироваться от коммунистов. Назвав обвинения в связях с коммунистами «абсурдом», он указал на то, что Батиста в прошлом состоял в союзе с Народной социалистической партией Кубы. А в свидетели того, что сам он не запятнан связями с «коммунистическими организациями», Кастро призвал капитана Гутьерреса Барриоса из Федерального управления безопасности (ФУБ), третьего человека в мексиканской тайной полиции.
Кастро заключил нечто вроде сделки с этим представителем мексиканской полиции, которому на тот момент было двадцать семь лет — на два года меньше, чем самому Фиделю. Хотя ни Гутьеррес Барриос, ни Фидель никогда не разглашали подробностей своего соглашения, помощь мексиканца явно сыграла ключевую роль в освобождении Кастро.