Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

— В общем так, старлей, — подполковник качнул животом, — ты сейчас быстро, коротко и честно рассказываешь про организованный вашей кодлой бизнес-уголок и спокойно служишь дальше… В соответствии с данной присягой. Я понятно излагаю?

— Нет… — Катаев, на самом деле не понял сути вопроса, — о чем рассказывать-то?..

Слюняев, кривя рот, обернулся сначала на «фейса», затем на своего подчиненного.

— Ты, бл… тупого-то не включай! — взвизгнул капитан, — о том, как вы с посредником бабки пилите, вся Чечня уже знает! Как пленных по десять тысяч долларов продаете! Как с боевиками сюсюкаете!

— Ты пойми, сынок, — наклонившись, ласково зажурчал застарелым перегаром, Слюняев, — у тебя вся жизнь впереди, карьера… Свобода, в конце концов…

Жоганюк понимающе-авторитетно покачивал головой. Эфэсбэшник тяжело молчал.

— Что рассказывать-то?! — Катаев, все еще не понимая, переводил взгляд от одного офицера к другому, — Какие доллары?! Какие посредники?!..

— Непонятливый какой… — тормознув жестом, вскочившего было капитана, уже жестче обронил Слюняев, — ты, видимо, считаешь, что мы все тут поржать собрались? Делать нам не хер!?

Он шумно развернулся в сторону дверей:

— Мы сейчас досматриваем камеру, где еще почти сутки должен содержаться арестованный Тужаев, потом составляем нужные бумаги… При этом ты, как лицо его вызвавшее, сидишь здесь до выяснения…! Нормальный расклад?! А?! Для начала 286-ая на уши! Потом посмотрим, что ваши чеченские кореша петь будут!

— Так у него сегодня срок выходит… — понимая, что блеет как баран накануне ураза-байрама, попытался нивелировать Костя, — вот и выпнули пораньше… Постановления о продлении все равно не будет, чего с ним возиться…

— Какой вы, Катаев, ясновидящий… — заиграл второй скрипкой капитан, — постановление о продлении срока содержания под стражей вот в этой папочке…

Узкая и сухая, как вобла, ладонь ласково похлопала по непрозрачному файлу.

Катаев опустил глаза в пол. Мысль, словно сворачивающаяся в клубок змея, единолично заполняла черепное пространство. Влипли.

— Я правильно понял, — подал голос, молчавший до сего эфэсбэшник, — Тужаева в расположении ПВД в настоящее время уже нет?

Костя лихорадочно соображал. Ляпнуть, что малолетка, где-то на территории, типа, в туалет отошел, мол, сейчас приведу… Глупее нет объяснения. Сказать, что уже отпущен восвояси?.. Можно, но где гарантии, что опергруппа ФСБ не торчит у входа в кубрик в ожидании команды на осмотр жилых помещений…

— Отпустил я его, — глухо ответил оперативник, — лень было ахинею его слушать… Дел своих навалом, дело номенклатурное по НВФ в порядок надо привести…

Катаев поднял голову и зло посмотрел на своего начальника. Жоганюк, не выдержав его взгляда, отвернулся.

— Послушай меня еще разок, — вновь задушевно начал Слюняев, — еще раз оцени, кхех, масштаб своей проблемы… Вот сидишь ты сейчас, Зою Космодемьянскую из себя корчишь, а ведь по-любому ты в жопе…

Подполковник начал загибать пальцы в пухлый кулачок:

— «Духа» ты забрал, раз. С «чехом» — посредником вчера ты контактировал, два. У нас «квитанции»[68], кстати, даже есть. В прокуратуре усиленно интересовался окончанием срока содержания, три. Что еще нужно, чтобы спокойно сесть в тюрьму?

— За что в тюрьму-то?! За то, что солдат из плена вытащить хотели?!

— А может, ты ошибаешься, а? — перешел на вкрадчивый полушепот подполковник, — может ты-то и хотел пленных вытаскивать, а вот твои старшие товарищи деньжат решили по-легкому срубить?..

— Как это? — Костя уже начал понимать, куда клонит куратор, но решил еще немного «поизображать тупого».

— Я тебе объясню…

Слюняев взял со стола ту самую непрозрачную папочку:

— Вот здесь у нас материалы по вашим схемам. Объяснения родственников Увалатова и Бадалаева… О том, какие деньги и за что они заплатили посреднику… Ну и их самих, разумеется. О незаконных методах дознания, пытках и прочее… Все это, в первую очередь, касающееся тебя, через полчаса может оказаться в прокуратуре…

— Там написано, что я какие-то деньги брал что-ли? — Катаев почувствовал, как противно затяжелел подбородок и упрямая злоба вот-вот плеснет на холеного подпола, — или меня «духи» опознали за оплеуху?

— Ты что быкуешь-то?! — опередил своего шефа капитан, — тебе пока по — хорошему предлагают!

— Что предлагают-то?! — сорвался опер, — пока только в жулики меня записываете! Что мы сделали — то никак не пойму? Все оперслужбы на таких схемах работают!

— Все работают, да не все бабки с «чехами» делят! — рубанул Слюняев, — а только ваша бригада! Детективы провинциальные!

— Я тебя, Катаев, предупреждал… — скрипнул из своего угла Жоганюк.

Внимания на него никто не обратил. Также как никто и не вспоминал, что в представлении на орден Мужества, Николаю Ивановичу поставили в заслугу «руководство спецоперацией по освобождению военнослужащих федеральных сил».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее