Чеченский этап

– А как они драпали, а? Во, даже фуражку потеряли. – Смеясь, Петька положил на стол фуражку.

– Убери, чего ты эту антихристову голову в дом занес, – на фуражке была пятиконечная звезда.

Петька схватил фуражку и вышел.

– Так чего ты там, Кольша, молвил? Чего это я не услышу? Не понял я.

– Рыка такого не услышишь, потому как зверь этот, кошка дикая, большая, с медведя размером, в наших краях николи не водилась.

– Так чего это я тогда слышал, что наш Разбой мне под ноги забился?..

– А меня слышали, Афанасий Михеич. Мы тут недалеко были, услышали, лошади идут по тропе, и вернулись, ну и застали ваш с ними разговор. Вижу, дело не к добру идет, ну и решил их лошадей пугануть. Получилось, как видите.

– Ты, сынок, не токо их лошадей пуганул, ты всех пуганул так, что долго помнить будут. Однако откуда у тебя это? Ну, где ты так рычать научился? – спросил-таки Михеич.

Кольша не должен был никому говорить о своем прошлом, обещал он это своему другу Степану Макушеву, но тут были все свои, и он решил немного рассказать.

– В войну забросила меня судьба на огромный остров в океане.

Он слегка привирал, иначе не имел права, а иногда, чего греха таить, так хотелось поведать, особенно Варваре, о том, как он выжил тогда. Но он слово дал молчать об этом.

– Пришлось мне там более года жить в горах, почти как у нас лесами покрытых. Так случилось, приручил огромную дикую кошку, Кисой ее называл. Если честно, она сама ко мне пришла, и мы подружились. Ходили вместе на охоту. Так вот, приходилось мне заходить с одной стороны стаи диких коз и рычать по-кошачьи, напуганная стая бросалась в сторону, прямо в лапы лежавшей там в засаде Кисы. Вот так мы и охотились иногда, отсюда и умение это, – закончил рассказ Кольша.

– Ох и складно ты врешь, Кольша, надо бы тебе книжки писать, – улыбнулся Михеич. – Ну да ладно, чего делать-то будем, они нас в покое не оставят.

– Афанасий Михеич, меня вообще в армию забирают, вот бумага. Не явлюсь, сказали, прямиком в тюрьму, – сообщил Петька, протянув старосте повестку.

– Это я его паспорт получать отправил, а его в армию… – повинился Кольша.

– Да, тут плохо дело, захомутали тебя, парень. Придется идти на службу, – покачал головой старик.

– Ничего, я же служил и вернулся. – Кольша приобнял погрустневшего Петьку.

– Коль бумагу подписал, придется сполнять. Ничего, Петр, отслужишь и вернешься. Тогда и тебе, Кольша, надо пачпорт выправлять. Не отстанут они от нас, а так, глядишь, и успокоятся. Главное, чтобы жить не мешали, детей растить, да веру не трогали. А с этим, видно, смириться придется или уходить за Турухань, там не достанут.

– Куда уходить-то, здесь наша родина, – помолчав, сказал Фрол.

– Да, здесь жить будем, – поддержал его Кольша.

– Дак чего, нашли где валить? – спросил староста, тем самым закончив все разговоры.

– Нашли, Афанасий Михеич, недалече, – ответил Фрол.

– Вот и хорошо, давайте, сынки, пока погода и Господь дает, надо работать.

Парни, быстро собрав нужный инструмент, отправились в тайгу. Пройти было можно двумя путями. По тропе и склону сопки или по ручью. Кольша с Арчи решил пройти по ручью, отправив Фрола с Петькой тропой. Он медленно пробирался по отмелям, Арчи носился где-то впереди. Кольша присел на камень, чтобы поправить сбившуюся портянку, снял сапог и вдруг замер. Неведомое ему доселе чувство овладело им. Он услышал очень тонкий звон, и русло ручья вдруг как-то изменилось. Вернее, само русло осталось таким, каким оно и было, только стало каким-то цветным. Оно засверкало всеми цветами радуги. Кольша увидел какие-то всполохи, как будто пламени, проскакивающие в определенных местах. Кольша смотрел и не мог понять, что бы это значило. Он посмотрел на небо, плотно закрытое облаками, и на сверкающий огненными всполохами ручей. Кольша быстро перемотал портянку и надел сапог. Он шагнул к камню, с одной стороны которого как будто пульсировал фонтан огня. Небольшая струя воды, огибая крупный, покрытый сверху мхом валун, создавала маленький водопад, под ним и светилоь что-то живым пламенем. Кольша зачерпнул ладошкой и, подставив под струю воды, тут же промыл то, что оказалось в его руке. Три темно-желтого цвета окатыша, величиной чуть меньше горошины, остались в его ладони. Кольша сразу понял, что это золото, золотые самородки. Примерно такие он видел в кисете Семена, когда они в корнях лиственницы нашли его тайник. Кольша долго стоял, разглядывая эти самородки, постепенно осознавая то, что сейчас с ним произошло. Ему вспомнились глаза умиравшего Семена. Тонкий звон в голове Кольши исчез. Ручей, что сверкал только что всеми цветами радуги, все так же тихо журчал своими прозрачными струями, омывая каменные перекаты, незаметно утратил радужное сияние.

– Кольша, ты где? – услышал он недалеко голос Петьки.

– Иду! – прокричал Кольша и, завернув в платок самородки, пошел по косогору на сопку к ожидавшим его друзьям.