Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

Как бы там ни было, вечером 20 февраля подразделение СОБРа в Грозном направилось разыскивать именно участниц «Белых колготок». Они продемонстрировали свой профессионализм, явившись в полной тишине из-за ограды сада, где обнаружили нашего хозяина, который мыл посуду. К счастью, когда ему приставили оружие к голове и спросили, кто находится в доме, он ответил: «Западные журналисты». Без этого, как сказал позже один из собровцев, случилось бы вот что: «Мы бы сначала бросили в комнату гранату, а затем бы уже проверили ваши документы. Обычно в таких случаях мы поступаем именно так».

Первое, что мы почувствовали в их присутствии, был чистейший ужас. Мы только что поужинали, когда я увидел фигуру в черном, возникшую в двери и наставившую на нас свой автомат. Дальше, кажется, была секунда мертвой тишины, а затем крик «Стоять!» – и комната внезапно наполнилась фигурами в униформе, все они были в черных масках, выкрикивали приказы и ругательства, оттеснили нас к стене, явно находясь на грани истерии. В действительности это, несомненно, была стандартная техника приведения в замешательство и запугивания во избежание любого противодействия – на меня это определенно повлияло, но в то же время отражало и настоящий страх с их стороны.

Несмотря на то что с самого начала должно было быть понятно, кто мы такие, следующий час или около того, пока нас, наконец, не доставили в местную комендатуру, был крайне неприятным. Ходить в темноте с руками за головой, забираться в этой позиции в бронемашину и выбираться из нее – дело непростое, но легкий удар по голове дулом автомата научит вас держаться ровно. Я получил несколько таких ударов вместе с некоторым количеством пинков как в момент ареста, так и по прибытию в комендатуру, причем там они были еще более намеренными. Эта жестокость показалась мне более или менее стандартной практикой нанесения телесных повреждений любому заключенному мужского пола, который там оказывался, – у противоположной стены мои коллеги видели трех избитых чеченцев, причем один из них был пожилым человеком. Но с моими коллегами не обращались дурно, что демонстрировало определенную степень выдержки и дисциплины в СОБРе, а также то, что бойцы не были пьяны.

После того как комендант, полковник Николай Ефименко проверил наши документы, задержавшие нас бойцы стали очень извиняться, в особенности, несомненно, за то, что проявили такую сильную агрессию при аресте трех безоружных женщин. Они даже отвезли нас обратно, что было довольно неожиданно, на том же БТРе, на котором доставили нас в комендатуру. Всё кончилось тем, что большую часть следующей недели мы провели вместе с ними и стали достаточно хорошими приятелями, чтобы, вернувшись в Россию, несколько раз позвонить их семьям и сообщить, что с ними всё в порядке. А один из них, Андрей, позже приезжал вместе с женой и детьми, чтобы увидеться со мной в Москве, и пригласил меня побывать на его даче в Керчи¹⁶.

На следующий день один из собровцев, которого звали Эдик Пономарев, сказал мне: «Нам очень жаль, что так произошло, но поймите, что мы уже потеряли нескольких человек и все находимся на грани». В этом был определенный резон: через несколько дней после того, как мы уехали, один из собровцев, Олег Сварцов, был убит, а еще двое ранены, когда их БТР наехал на чеченскую мину в Грозном.

Части СОБРа и призывные подразделения, будь то армейские или внутренних войск, резко отличались друг от друга, что постоянно подчеркивали сами собровцы. Когда мы впервые говорили с ними, они пытались подчеркивать свою более высокую мотивацию, хотя вскоре эта тема ушла на задний план. Сергей из Хабаровска (большинство из них не называли своих фамилий, опасаясь мести чеченцев в отношении их семей) сказал:

«Вообще, дома наша работа – бороться с мафией, поэтому можно сказать, что здесь мы делаем то же самое – боремся с чеченской мафией… Так что мы знаем, ради чего мы здесь, даже если нам нравится находиться здесь не больше, чем всем остальным. На самом деле, мы не солдаты, мы милиционеры. Но, с другой стороны, все мы бывшие солдаты, большинство – “афганцы”, и мы, конечно, лучше подготовлены и вооружены, чем большинство солдат. Что касается призывников, то это просто преступление – посылать этих парней сюда на бойню. Лебедь был прав: надо было посылать сыновей генералов и министров – может быть, тогда они были бы более осторожны».