Чего мужчины не знают

Ее желание поговорить о Франке было настолько велико, что она собралась с духом и предприняла совсем необычайную для нее затею. Войдя в ближайшее кафе, она позвонила Марианне, сперва домой, в Гельтоу, затем в контору в городе. Это потребовало немалого усилия. Эвелина была беспомощна перед лицом всех механических изобретений нашего века. Радио, телефон, автомобиль; все они были мрачными и ужасными пугалами. Она трижды прочла правила обращения с автоматическим телефоном, и ее пальцы дрожали, когда она наконец опустила монету в щель и услышала в ответ только ритмическое жужжание. Прошло довольно много времени, пока она наконец сообразила, что номер занят.

Она бросила свою затею и выйдя из кафе после этого поражения, не в силах бороться с простейшими жизненными явлениями, пошла дальше. В дополнение ко всему пошел дождь. Она присоединилась к группе других людей, дожидавшихся, пока они не промокли, автобуса, в котором не в пример всем, проносившимся мимо, могло бы найтись место и для них. Промокшая и обескураженная она вернулась домой и села на край кровати. Судья еще не вернулся.

– Яичница и селедка? – неожиданно крикнула Bepoника с угрожающим видом, распахивая дверь.

– Что? – переспросила Эвелина, бывшая далеко.

– Яичница и селедка на ужин? – спросила еще раз Вероника.

– Да, конечно, – виновато ответила Эвелина. Фрейлейн может послать сюда Клерхен, если хочет, – прибавила она, и Вероника вышла.

– Фрау Дросте должна переменить туфли, – немедленно же – сказала фрейлейн, войдя в комнату. Она имела привычку всегда говорить в третьем лице. Для Эвелины фрейлейн была объектом постоянного террора, точно так же, как она была и окончательным ударом для семейного бюджета. Судьи не имеют возможности держать бонн при своих детях. Но без нее Эвелина была бы совсем беспомощна, и она тратила на эту необходимость большую часть той маленькой суммы, которую ей давал ее отец.

Эвелина послушно переменила мокрые туфли. Клерхен забралась к ней на кровать уселась среди книг, газет, коробок и прочих вещей, которые обычно набирались там. Эвелина страстно хотела, чтобы фрейлейн оставила ее наедине с ребенком, но та по-видимому не имела ни малейшего намерения уйти.

– Не хочешь ты поиграть с Берхеном? – нервно предложила Эвелина.

– Берхен спит, – твердо вмешалась фрейлейн.

У Берхена была своя собственная программа. Он всегда засыпал как раз тогда, когда хотелось, чтобы он не спал, и орал как раз тогда, когда хотелось тишины.

– У меня кашель, – заявила Клерхен, глядя на коробку с конфетами. Эвелина взяла ее на колени и дала ей конфету.

– Ты должна спрятать ее и сможешь съесть после ужина, – сообщила ей фрейлейн. Клерхен, без всякого предупреждения, разразилась слезами.

Она делала все с одинаковой горячностью: спала, ела, смеялась, плакала. Эвелина с завистью посмотрела на нее. Слезы лились ручьем, громкие крики и всхлипывания вырывались из маленького темно-красного ротика. В ней самой было столько давившего ее, невыплаканного и невысказанного…

Она взяла другую конфету и положила Клерхен в рот. Клерхен немедленно перестала плакать и начала болтать, словно маленький ротик был прорезью автомата.

– Фрау Дросте портит ребенка, – возмущенно сказала фрейлейн и вышла из комнаты. Она не хлопнула дверью, так как она была дочерью офицера и умела вести себя, но дверь сама, по собственному почину, издала громкий протест, закрывшись за негодующей спиной фрейлейн.

Эвелина взяла Клерхен на руки и, зарывшись лицом в теплые, мягкие волосы, закачалась с нею взад и вперед.

– Клерхен, – сказала она. Клерхен… о, Клерхен…

А около семи часов случился инцидент с цветами. Раздался звонок. Эвелина смутно слышала его. Она лежала на кровати, Клерхен убежала, были сумерки, и в окна лился свет уличных фонарей. Эвелина постаралась уснуть, как будто сон был пещерой, в которой можно было укрыться от своих мыслей и боли. Раздался звонок, кто-то зажег свет в коридоре, стекло в дверях превратилось в светящийся квадрат. Вероника прошла из кухни к выходным дверям и открыла их, раздалось бормотанье голосов. Потом в дверь спальни постучали.

– Цветы для фрау Дросте! – взволнованно объявила Вероника.

В одну минуту комната наполнилась ароматом мимозы. Эвелина села и зажгла лампу около кровати. Рядом стояла Вероника в своем синем кухонном переднике и держала в вытянутой рук огромный букет мимоз.

– Хорошо, оставьте их, – слабо сказала Эвелина. Ее сердце билось, в голове звенело и колени отяжелели.

– Поставить в голубую вазу на рояле? – спросила Вероника.

– Нет, спасибо… дайте их мне, – сказала Эвелина.

Она хотела лишь, чтобы ее оставили наедине с букетом мимозы.

«С лучшими пожеланиями от Франка Данеля. Париж», – было написано на карточке цветочного магазина.

Эвелина погасила свет и снова легла, обняв букет. Случилось нечто романтичное, совершенно выходящее из ряда обыкновенного. Франк прислал ей цветы из Парижа. Ей понадобилось довольно много времени, прежде чем она сумела осознать это.