Чего мужчины не знают

– Я считаю, что суд может обойтись без этого свидетеля! – воскликнул он.

– Обвиняемый уже сказал мне, что в действительности он провел ночь не у Брезита. Это была бесцельная и неуклюжая ложь. Но незачем доказывать алиби. Мы знаем, что Руппа не было дома в ночь накануне смерти его матери. С другой стороны мы знаем также, что, он был дома, когда она съела суп, оказавшийся роковым. У нас нет никаких возражений против вызова Брезита, но это будет только новой бесцельной отсрочкой…

– Я совершенно согласен, – прохрипел Дросте. Но тем не менее мы все хотели бы знать, где именно провел обвиняемый ночь на 14 октября?

Фрау Рупп сидела выпрямившись и открыв рот глядела на мужа. Очевидно, его ложь была для нее полной неожиданностью. Рупп медленно поднялся и приготовился ответить на вопрос. У его защитника был оскорбленно- удовлетворенный вид. Казалось, он хотел сказать: «Ну что я вам говорил?»

– Если ваша честь желает знать, так я спал на скамейке в Тиргартене, – сказал Рупп.

– Вот как? А почему вы не вернулись домой?

– Очень просто. Потому что я не мог больше этого видеть… не мог смотреть, как мучилась женщина… а потом, эти ссоры всю ночь напролет…

– Вы хотите сказать, что не могли больше выносить вида страданий вашей матери? – спросил Дросте, облекая ответ в юридическую форму.

– Нет, я хочу сказать не то. Я говорю о жене. Я не очень беспокоился о своей матери, – сказал Рупп, взглянув на даму среди присяжных.

При этих словах лицо фрау Рупп приняло такое человеческое выражение покорности и благодарности, что она выглядела как другая женщина. Она вытащила носовой платок и начала крутить его в пальцах.

– Тогда почему вы сказали, что были у Брезита?

– Из-за жены. Видите ли, моя жена думала, что я работаю у Брезита, и я не хотел очаровывать ее…

– Мой подзащитный хочет сказать «разочаровать» – вставил защитник.

– Понимаю. А откуда взялась картошка, которую вы принесли домой?

Рупп молчал, и его лицо залоснилось от пота.

– Я должен ответить? – спросил он.

– Нет, – сказал Дросте, но может быть для вас же лучше было бы ответить. Прошло некоторое время, прежде чем Рупп обдумал свой ответ. Его низкий лоб был нахмурен, а губы шевелились, как будто он вычитывал свой ответ из книжки.

– Я украл картошку, ваша честь, – сказал он наконец. – Теперь уж все равно, я и в предварительном заключении отсидел то, что мне полагалось бы за это. Я украл картошку на рынке, на Виттенбергплац. Я вышел рано утром из Тиргартена, когда картошку как раз разгружали, и, помню, я совсем застыл и закоченел после того, как спал на скамейке. Я шел и думал: «Ну, должен же я так или иначе добыть какую-нибудь еду для жены и детишек».

Рупп стал почти разговорчив. Глаза его жены с мечтательным, глухим ко всему миру видом были прикованы к его губам, точно она слышала какую-то отдаленную музыку…

Дросте задал еще несколько вопросов, молодой асессор Мюллер проснулся и стал в свою очередь допрашивать Руппа. Однако, через некоторое время они оставили это. Рупп снова сел, и теперь его круглую голову окружал маленький венчик мученика. В этот день они не могли добраться до заключительных речей, потому что один из экспертов пустился в бесконечную дискуссию о психике беременных женщин. Этот вопрос был eго коньком, с которого его никак не удавалось стащить. Во всяком случае было ясно, что его пространная диссертация по этому поводу могла оказать благоприятное влияние именно в деле фрау Рупп. Все, что мог сделать Дросте, это постараться не заснуть. Он изо всех сил старался вслушиваться в слова эксперта, но его мысли разбегались в самых различных направлениях.

Снова выплыл газовый счет, не дававший ему покоя. Затем манящей, серебристой тенью промелькнула Эвелина. За нею последовало название фильма, о котором он читал. Как-нибудь на днях, вечером, он собирался пойти на него с Эвелиной. Наконец, он поймал себя на том, что подсчитывает домашние расходы, в то время как эксперт прорубал свой путь сквозь психоаналитические дебри.

Он закрыл заседание на обеденный перерыв и позвонил домой, чтобы сказать, что может задержаться в суде. Он все еще надеялся на то, что удастся сегодня уже подойти к заключительным речам. Усталый прокурор в пять часов вечера несомненно постарается отделаться самой короткой речью, а приговор и так ясен. Убийство без заранее обдуманного намерения и со смягчающими обстоятельствами для фрау Рупп, оправдание для мужа.

Дросте подошел к буфету и выпил содовой воды. Он устал и был недоволен. В четыре часа дня, как раз тогда, когда он старался подтолкнуть фрау Рупп на окончательное признание, Перлеман прошел через залу и протянул ему записку. Спешно, прошептал он. Дросте повертел письмо в руках. Оно выглядело, как обычное анонимное послание: дешевый конверт, корявый почерк и орфографические ошибки в адресе. Бросив извиняющуюся улыбку в сторону прокурора, он распечатал письмо.