Чек за жизнь

— О чем ты, Шакал? Твои люди сами меня проверили на главном входе.

— Они тебя проверили, но упустили из внимания важный момент.

— Какой?

— У тебя под рубашкой бронежилет. Но это ничего. Если я захочу тебя убить, я могу пустить тебе пулю в лоб, и бронежилет тебе не поможет. Но расслабься. Я не хочу убивать тебя. Скажи, а лихо я тебя заманил сюда? Я ведь тебе практически обеспечил славу. Каким бы не был исход, Гаврюша, эти глупцы, — сказал он и направил дуло автомата на зал, — сидящие в зале, будут целовать тебе ноги и качать на руках, если, конечно выживут. Вот увидишь, так и будет. Я, скорее всего, этого не увижу.

— Я обещаю, что ликвидации не будет. Ты выберешься отсюда живым и твои ребята тоже.

Шакал вновь залился громким смехом. Он смеялся около половины минуты.

— Я-то выберусь отсюда, ты тоже. Ты можешь уйти прямо сейчас.

— Как это понимать? У нас был договор! — повысил тон мэр.

Шакал подошел к нему впритык, мэр чуть отстранился.

— Ты ведь уже надул меня с бронежилетом. Неужели ты думал, что имеешь дело с полным идиотом?

— Нет, Шакал. Я знаю о твоей точности и педантичности, поэтому я здесь. Если ты думаешь, что я надул тебя с деньгами, можешь их посчитать здесь и сейчас. Если сомневаешься в…

— Неужели ты думаешь, — перебил его Шакал, — что я поверил в то, что смогу так просто покинуть этот город с кучей бабок?

— Но это ведь был твой план, — ответил мэр недоумевающе.

— И ты думаешь, я мог упустить это из виду? Ты прав. Я слишком точен и просчитал все до мелочей… так слушай. Побег с кучей бабок не входил в мои планы.

— Если ты планируешь сдаться, то это еще лучше. Я найму тебе хорошего адвоката, тебе сократят срок. Обещаю. Доверься мне.

— И как таких идиотов провозглашают мэрами — не понимаю. Есть такой анекдот, Гаврюша. В Америке судья приговорил подсудимого к ста восьмидесяти годам лишения свободы, но сжалился над ним и решил приговорить к ста годам. Так и в моем случае. Я террорист номер один, лишил жизней не один десяток людей. Мне нечего, собственно, будет терять. А ты ничего не понял в этой жизни. Но я попробую тебе помочь понять. Вот ответь мне, Гаврюша, какая разница между мной и тобой кроме разницы в цене одежды?

— Послушай, при чем тут это? Ты специально тянешь время? Меньше чем через час у вас вылет.

— Закрой свой рот и слушай меня! — разозлился Шакал. — Если ты за всю свою жизнь не набрался ума, то я тебя заставлю поумнеть. Слушай меня и не перебивай. Мы же слушаем твой бред на площади собрания, хотя нам это и не интересно. Будь добр, теперь послушай ты…

— Да-да! — уловил он недоуменный взгляд мэра. — Ты не думай, что мы о тебе ничего не знаем, — откашлялся Шакал и встал посреди зала спиной к мэру.

— И так небольшое лирическое отступление Я вырос на улице, ел жуков и червей, когда жрать было нечего, и вырос таким подонком, каким вы все меня видите. Мать пошла по рукам и наплевала на меня. Поэтому я патологически ненавижу женщин. Ты же, сука, — повернулся он к мэру, — жил в тепличных условиях, в добре и ласке, и как все современные мужчины до сорока лет кормился грудью матери. Но ты — такой же подонок, как и я.

Тут он действительно почувствовал сцену, прошелся по ней и начал толкать монолог, обращаясь в зал.

— Какая крайность лучше? Вырастает ли человек в нищете или богатстве, становится ли преступником или олигархом? Где грань между добром и злом? Кто знает? Для нас для всех зло имеет разную окраску и форму. Для меня главный преступник это ты — лицемер, прелюбодей, совратитель малолетних шлюшек. Я знаю о тебе больше, чем те, кто тебя прикрывает. А кто я? Я убийца. Сегодняшней ночью я убил алкоголика-охранника, жизнь которого не представляет ни для кого ценности, в том числе и для него самого; девушку, ставшей ширпотребом в угоду своих интересов; мужика, ударившего женщину ради бутылки воды и людей, которые повели себя как бараны. Я убийца и убил людей. А может я просто оказал обществу услугу? Я же Шакал. Я — санитар природы. Хе-хе! И все эти люди, которых я убил… да примет Аллах их грязные души.

— Почему это ты решаешь, кому жить, а кому умереть? — набрался смелости спросить мэр.

— Я не решаю. Я просто убиваю. Я преступник, я гниль, саркома общества, как и ты и многие другие.

— Хорошо. Я согласен со всем. Только отпусти их. Я принес деньги. Сдержи слово восточного мужчины, отпусти их.

— Ты любишь этих людей?

— Да.

— Я имею в виду этих обманутых кретинов, которые смотрят на тебя как на спасителя? Сколько раз ты их обманывал? Представляю, как они будут разочарованы, когда узнают.

— Они и так знают.

— Нет. Тех, кто это знал, я уже застрелил. Забыл сказать — языкастых людей тоже не люблю, особенно мужчин.

— Встань посередине и скажи всем этим людям, что ты их любишь и пришел их спасти. Солги, как ты это часто делаешь на площади собрания. Посмотри на них свысока, как ты это любишь делать. Извините, Гаврил Михайлович, кафедры нет.

— Хватит! — сказал мэр и протер лицо платком. — Думаешь, мне легко?

— Хорошо, — ответил индифферентно Шакал. — Проси или убирайся.

Мэр собрался, глубоко выдохнул и выдавил из себя следующую фразу: