Чехия. Инструкция по эксплуатации

И никаких "small is beautiful" (малое – прекрасно – англ.), которое под конец того же самого столетия будет хвалить первый чешский нобелевский лауреат[65]. У Дворжака чешская деревня – это не вселенная, а только лишь адрес ее отражения. Объединение красоты и малости его не интересовало. У красоты божественные коннотации. Быть может small даже и beautiful, но beautiful – наверняка не small. Хотя у Поваренка с Лесником у Квапила столько же текста, как у Русалки с Князем, музыка Дворжака подчеркивает разницу. Если лирическая сказка и существует как жанр, то, вне всякого сомнения, она родилась именно здесь. Только лишь благодаря паре Дворжак – Квапил родилась чешская сага, а не патриотическая идиллия. К тому, что является недостижимым, здесь не прикасаются, а что нельзя высказать, здесь и не оговаривается. Зато Дворжак звучит. Печаль Русалки и несчастье Князя поверяются здесь сочувствующему Богу. Потому-то Русалка и стала чешской оперой мирового значения.

Вена тоже смилостивилась. Еще перед ноябрем 1989 года, то есть в годы моего пребывания в эмиграции, эту отброшенную ранее оперу представили в великолепной постановке. С восхищением я слушал первоклассных певцов – русских, словаком и немцев – неистово аплодируя их чешскому языку. И, признаюсь, когда занавес закрылся, я устыдился собственных эмоций. Но я, просто-напросто, видел самую лучшую Русалку. "Народ себе" в действительности означало "народ – всему миру". Я был просто счастлив, аплодировал и аплодировал. Только лишь когда энтузиазм несколько утих, потихоньку до меня дошло, что я не видел ни Поваренка, ни Лесника. Лтто Шенк – режиссер – немилосердно их вычеркнул. Я же, который провел с ними столько времени, вообще этого не заметил. Как если бы Бог примирения, появляющийся в конце Русалки, вмешался еще раз. На сей раз, политически, и для Квапила. Ведь тот в 1918 году создал Манифест Чешских Писателей, в котором обращался к чешским депутатам в Вене, чтобы те, наконец-то, выпрямились и перестали быть поваренками. Когда же те послушали его, и пришла независимая Республика, он все время защищал ее от того, чтобы она кому-то поддалась. За это нацисты послали его в концлагерь. Но Квапил пережил даже его, чтобы убедиться в том, что Русалка бессмертна… равно как и творец ее либретто.

ПЧЕЛКИ, МУРАВЬИШКИ И РАЗБОЙНИКИ

Я обещал представить вам глупого Гонзу, нашего героя. В общем, вот он такой.

У него тоже нет отца, породил его некий аноним, ничему потомка не научивший и не оставивший ему от себя даже фамилии. Зато маманю мы знаем очень даже хорошо. Это она заботится о Гонзочке, печет ему пончики, ходит в поле, заботится о домике, в то время, как наш молодой человек лежит на печи и спит или же валяет дурака. Печь – это наша мастерская чешскости, мы и сами там грелись и нагревали воду в горшках, шелестели полотенцами и притворялись детьми. Перину у нас называют "духна" (duchna). В этом слышатся духи, но и спокойное дыхание. На ней мы чувствуем себя будто бы на огромном белом облаке или вообще – как в небе.

Гонза накапливает силы, в то время, как весь внешний мир сходит с ума, дуреет и партачит все, что только можно. Он низвергает троны и ведет войны. Но наш герой никакой не паразит или дурак, как утверждают многие – это титан на печи, подзаряжающий свой аккумулятор, чтобы потом совершить по-настоящему эпохальные деяния. Все наши исторические паузы или крушения мы интерпретируем чудесным образом: если нас при чем-то нет, значит, дело лишено какого-либо значения. Но если мы выйдем на сцену, вот тут все только и начинает вершиться!...

Но пока что время на все есть, деревушка все так же дремлет, маманя не кричит. Быть может, где-то на стороне и пожалуется, что, мол, должна дурачка кормить, который ничего не умеет. Но это она неверно оценивает своего Гонзу, поскольку он дозревает к мужеству и ожидает подходящего момента. Иногда какая-нибудь там принцесса целыми днями пишет стишки и мучает ними отца, либо же выдумывает странные загадки, которые может разгадать только лишь какой-нибудь специализированный дурачок. "Ну все, мама, мне пора, - заявляет неожиданно наш Гонза, - а то все эти чертовы умники опять довели до последнего! Собери-ка мне пончиков, и я пошел!" Гонза вырезает себе посох, цепляет на него сверточек с тормозком, забрасывает его себе на плечо и идет, куда глаза глядят.

Вообще-то говоря, паренек он совсем даже пристойный, несколько коренастый, у него синие глаза и волосы цвета воронова крыла. Носит он кожаную шапку с красной тульей и темно-синюю кофту с множеством блестящих, словно золото, латунных пуговиц.

Если встретите такого – поклонитесь ему. Он излечил от занятий поэзией уже множество принцесс. "Пан Король! – говорит он (никогда не "Ваше Величество") – дамочке следовало бы подвигаться! Ее следует послать куда-нибудь к простым людям! Хватит уже всего этого дерьма!".