Чехия. Инструкция по эксплуатации

Карконош (Krakonoš) – это, естественно, Рюбецаль. Мы и сами часто так его и называем – Рыбрцоул (Rýbrcoul). Это должно быть очень древнее слово, потому что Карконош появился поздно, в основном, из патриотических причин. О его гораздо более древнем, еще пред-германском возрасте свидетельствует то самое "р" в чешской версии имени. Оно там обязательно должно было быть, потому что наше ухо эту согласную никак не пропустит. Но это же"р" означало бы, что версия: якобы РыбРцоул родился от Hroubozagel – то есть "толстый хвост" – как это сейчас принято в Германии, не является верной. И тем более, будто бы это некий "считающий бураки" (Rüben, zählen), как считает немецкая народная этимология! Лично я, охотнее всего видел бы, чтобы там был какой-то кельтский rab'-ir-u-tal, то есть, буквально, человек, который ищет с вами ссоры, и которому вы обязаны заплатить какую-то пошлину, чтобы он вас пропустил. Уже хотя бы потому, что в обоих случаях можно было бы говорить о чешско-германском сотрудничестве в сохранении языковых структур древнейшей Европы – мы Korkenes'a, они – Rabirtal'а.

Но, независимо от того, как оно на самом деле, то и Рыбрцоул, и Карконош взялись от нас. Просто Карконош в большей степени нам родной. Поскольку не появляется как супергном из царства подземелий à la Rübezahl на романтической картине Морица фон Швинда. Он не опирается на поссох и не выглядит словно Вотан или иное божество древних германцев. У Карконоша длинная борода и волосы как у Иеговы Микеланджело из Сикстинской капеллы, и даже если и является божеством – то Доброты. Либо же он носит охотничий костюм и выглядит как Франц-Иосиф, наш старичок-император. Мотивы и приключения, связанные с ним похожи на силезско-германские, но с добавлением местных приправ, затупляющих морализаторские уколы. Мы же находимся в terra fabulae чехов. В царстве сказок. Здешний уроженец, знаменитый рассказчик – мы еще вернемся к нему – одну из них назовет "Сад Карконоша".

Это страна, которая терпеть не может фанатизма толп. Злесь каждый живет сам для себя, ткет рассказы словно изумительную ткань, словно бы в хижине все еще стоит ткацкий вестак не только для производства полотна, но еще и сказок.

МУЗА ЧЕХОВ

Здесь рождались индивидуалисты. Вечные читатели Библии, визионеры апокалипсиса, спиритисты, основатели сект. На своих ткацких верстаках они ткали собственные мечтания, сказки о мире. Правда для них всегда была чем-то интимно доверенным. Именно отсюда родом целая плеяда рассказчиков, все с амбициями творения легенд: Божена Немцова, Карел Яромир Эрбен, Алоис Йирасек, Карел Чапек – если перечислять только наиболее важных – ну и, естественно, Отфрид Прёйсслер, если данный ментальный регион не связывать исключительно с чешским языком.

Эрбен создал первого кающегося разбойника. Восхищенный Махой и его "Маем", в котором отцеубийца не кается, и за это морально не наказан, он написал крупную литературную полемику в виде баллады о Загоре, который, благодаря покаянию, обретает спасение. Полудницы и водяные неустанно творят, что им только захочется, в Страстную Пятницу цветет папоротник, и открываются скрытые клады, а герои делают то, что им было на роду написано. Чешские сказки Эрбена разыскивали чуть ли не научный миф, а нашли большую литературу.

Божена Немцова мифом не интересовалась, и уж наверняка не научным. Она попросту сама стала ним. Родилась она как Барбара Панкел, то есть, наполовину (если не на все сто) немка. Скончалась же она в Праге в статусе первой дамы чешской прозы. Ее мама, вроде как красивая и уж наверняка молодая девушка служила у герцогини Екатерины Вильгельмины Загоньской так замечательно, что внезапно ей пришлось (и она могла) выйти замуж за кучера герцогини, который вовсе не был отцом ее дочери. Это обстоятельство до сих пор является причиной множества спекуляций. (Здесь вот что является необычным: как только у нас появляется какой-нибудь гений, тут же возникают тысячи сомнений, а относится ли он к нам в полной мере – ведь то же самое было и с Томашем Г. Масариком). Маленькая Бетти тоже была красивая, а к тому же еще и способная девочка. Вскоре, вместе с родителями она переехала в тот самый "сад Карконоша" между Карконошами, Изерскими и Орлицкими горами. Только после этого началось ее чешское детство, которое округу, в которой проживало семейство Панкел, превратило в долину "Бабушки". А старое Белидло[74] сделало самым важным адресом нашей литературы.

И до настоящего времени это место паломничеств, а Божена – как стала просить называть себя Барбл, решившая стать с нами, с чехами – сделалась воистину "божьей женщиной", героиней и святой.. И это, несмотря на то, что была знаменитой любовницей, свои героические деяния направлявшей, скорее, против нашего верхоглядства, чем против внешнего верховенства.