Чехия. Инструкция по эксплуатации

Только мы до сих пор ее любим, в наших ушах звучит чудный ритм ее чешского языка, мы помним тонкий рисунок ее литературных персонажей, в особенности же: ее фантазию, благодаря которой, она переступила через тогдашние ограничения фольклоризма, чтобы создать мир, в котором добро побеждает только лишь потому, что Божена добра как человек и как автор. Мы в нее постоянно влюблены – это наша Notre-Dame de Ratibor.

То есть, из Ратиборжиц, куда к нашей Барбаре приехала ее чешская бабуля, мама матери, чтобы было кому заняться детьми, когда папаше Панкелу нужно было куда-то ездить с господами. "Бабушка" (Babička) – это слово, которое ты, дорогой чехоразведчик, должен хорошенько запомнить. На запад от нас говорят "великая мать" (Grossmutter, Grandmother), в то время как для нас это, скорее "маленькая мать". А вот бабушка – это уменьшительное от "бабы", потому что мы уменьшаем, делаем более деликатными и разделяем друг от друга различные понятия, благодаря таким вот уменьшениям. Бабушка – это еще и определение, которое "мать матери" все еще играет в чешской семье. Я уже слышу, как некоторые смеются. А другие говорят: "тёща". Ну да, эту мы тоже знаем. Только я стою на своем. Бабушка – это нечто значительно большее, это остаток матриархата. Истинная предводительница клана, всей чешской семьи, устой рациональности, источник набожности и колодец сказок. Предыдущее столетие привело к тому, что ее функция несколько поблекла, но до сих пор не утратила своих красок.

Именно в этом и следует искать причины успеха "Бабушки". Понятное дело, что книга рассказывает о многих вещах идиллическим и более человечным образом, Немцова же, когда писала ее, смешивала факты с выдумкой. Но жестокая и в чем-то даже трагическая жизнь писательницы превратила долину, в которой она проживала со своей бабушкой, в оазис гармонии. Замок тоже лишен чешских стереотипов. В нем не проживают какие-то "чужие" либо же таинственная и недоступная власть, скрытая за стенами цитадели, но люди, с которыми можно нормально, без предубеждений, разговаривать – точно так же, как сама Немцова беседовала практически с каждым. Ее произведение создано любовью, и человек до сих пор чувствует эту энергию.

А ведь идиллия это не продолжалась долго. После начальной школы в находящейся рядом Скалице, официально – это единственное образование писательницы, по желанию матери в возрасте семнадцати лет она вышла замуж за старшего на пятнадцать лет мелкого чиновника финансовой службы. С самого начала там не было никаких великих страстей, а потом даже взаимоуважения. На всякий случай, а так же во славу народа, муж сделал супруге четверых детей. Фамилия его была Немец, но он был патриотом. Тогда это слово было весьма новым и обозначало только самых чешских среди чешских чехов. Благодаря помощи бабушки и мужа, из Барбары Панкель сделалась чешка Божена Немцова. Вдобавок, настолько рьяно и великолепно, что лучшего экземпляра и нет: совершенно бескорыстно и бесстрашно, без каких-либо тирад и ненависти, без филистерства, без доносов и оскорблений, без сгорбленной спины.

Ее дебютом был маленький патриотический стишок. Но изумление в наибольшей степени пробуждала красота поэтессы и то, что писала она по-чешски. Ее посещали молодые поэты и наиболее мудрые головы чешской Праги. Многие влюбились в нее по самые уши, а кое-кто имел счастье узнать ее страсть. Наша la Belle вскоре начала писать восхитительным чешским языком умнейшие сказки, рассказы и письма. Когда же пришли времена после революции 1848 года, не исполнившей чешских надежд, в отличие от большинства земляков – она не сдалась. Ее изводили придирками, и ей не было чего есть. Когда умер ее сын, тоже талантливый и умный, ища утешения и простоты, Немцова открыла Бабушку и ее долину. Книга эта тоже стала историей хижин, но это не пространство для измельчания и китча, но место для роста, врата в сир. Потому-то открывается перед ней замок, и потому тот, кто ненавидит замка как такового, живет где-то в собственном замке ищ песка или на посаде, под стенами замка, внизу, среди утраченных шансов. Немцова терпеть не может антагонизмов. Они кажутся ей дрессурой. Зато ей близок парадокс, поскольку мыслит она по-"надчешски". Правда для нее не является чем-то таким, что только должно победить, но тем, что обязано найти место в нас самих, в наших сердцах. В одном из своих замечательных писем (от 13 июля 1857 года мужу) Немцова написала: