Чехия. Инструкция по эксплуатации

В течение двух лет он не отзывается, множит недоразумения и увертки, пока Яначеку все это не надоедает, и он за собственный счет увеличивает состав брненского оркестра. В 1904 году состоялась премьера. Успех был исключительным. В Брно, потому что в Праге лишь "отголоски". Ведь в городе Б. могут быть постановки исключительно "класса Б"! При этом выдвигается аргумент – сегодня это было бы признано политически некорректным – будто бы Яначек создает не чешскую музыку, а какие-то моравские попевки. Короче, он просто моравский брюзга и сепаратист. В Праге же тем временем ставят "народную" оперу "Псоглавцы" пера упомянутого директора Коваржовица – с настолько всемирным масштабом, что искать за границей было бы напрасно!

Яначек делается уже ироничным, поэтому обращается к автору по фамилии Чех, но при этом писатель над чехами насмехается. Правда, поначалу, по образчику Ницше ("Генеалогия моральности"), в своих "Песнях невольника" он читает им проповеди в отношении бытия господином, но тут же видит, что до них не дошло. Тогда он пишет им повесть "Путешествия пана Броучка", в которой чешский характер представляет буржуа. Пан Броучек – это буржуа, почитающий Господа в господе (пивной), а народ – на собраниях националистов.

Как-то раз он напивается в "Викарце" (ресторан в Пражском Замке), засыпает и просыпается среди гуситов. Но для них он – некое смешное насекомое[96], обладающее свойствами, которые те совершенно не понимают. Поскольку тот – трус, подлиза и педант. Перед вышестоящими он гнул шею, а нижестоящих – пинал. Да, и постоянно на все жаловался – это было нечто вроде молитвы богине по имени Зависть.

Чтение этой книги помогло Яначеку выйти из депрессии. Наверняка он чувствовал себя словно гусит, который проснулся среди пражских жучков. Но это прибавило ему храбрости для написания оперы, которой чехи до сих пор гордятся. Возможно, это же ускорило чудо, которое случилось вскоре. Дело в том, что в Брно появился Макс Брод с предложением перевести "Падчерицу" на немецкий язык. Быть может, тогда чехи ее лучше заметят. Он прекрасно говорил по-чешски и сравнивал опусы на основе их качества, а не адреса, относительно которого они появлялись. Саму оперу он уже видел, тщательно изучал и восхищался ею. Сам он был родом из еврейского меньшинства, которое очутилось вне всяческих направлений, но не на дне. Кроме того, у него имелось чувство контекста как один из критериев качества произведения. Это он спас от забытья Кафку, а Гашека сделал первым чешским автором мирового масштаба.

К тому же, он писал в крупные газеты, в том числе – заграничные. Поэтому он знает, что там, где пространство языка – это пространство ограничения, там можно уходить в маргинализацию; но там, где инструментом является параллель, необходимо выстраивать ряды соответствующим образом. Для Брода главным была не номенклатура, а благородство. Не национальные интересы, но интерес к народам и коммуникация между ними. И все это имеет место в эпоху безумия Первой Мировой войны. Брод желал иметь чешскую "Тоску", а не общественную драму. Идея такого названия принялась за границей.

Когда об этом распространились слухи, местные насекомые занервничали. В них дрогнула, возможно, не совесть, но, по крайней мере, боязнь, что мир увидит их насекомые интриги. И что будет, если этот моравский пижон хвастается не напрасно? А вдруг война закончится не так, как утверждает Вена, а так, как пишет другой моравский мечтатель по фамилии Масарик? Поэтому Яначек получает письмо: "Мы тут подумали, что эта "Падчерица" не такая уже и плохая – как только пан Коваржович ее чуточку поправит, мы будем ставить ее в Праге".

И, клянусь душой, они ее поставили и играли, хотя практически тайно. Перед премьерой газет полностью молчат, а потом печатают лишь обязательные заметки. Зато в Вене все видят иначе. Может, до них, наконец-то, дошло, что один раз Яначека там уже проигнорировали. Рихард Штраусс едет в Прагу, чтобы, инкогнито, послушать его оперу. После этого он сам желает ставить ее. Новый император, молодой и красивый мужчина, не был Францем Иосифом Прохазкой[97], вялым головотяпом. Этот желал до чего-то дойти. Он с охотой дал бы народам монархии то, что их по праву, потому чешское искусство и умение признает. По этой причине о Яначеке много будут болтать, будто бы за свой успех он обязан благодарить стечение обстоятельств. Но когда "Енуфе" удается пережить и самого императора, злорадные сплетни умолкают.

Вена – это город "категории А" мировой оперы. Да, под конец войны несколько поблекший и посеревший, но тем более жаждущий очищающих впечатлений. А Яначек – это чистой воды катарсис, потому зрительный зал сходит с ума! Наконец-то композитор дал им такую музыку, которая не скрывает трагизма жизни, но и не превращает ее в болото отчаяния. Венцы Яначека поняли.